– Правильно, – выкрикнул он, – бросайте ваши силы на бастионы драконорожденных. К сожалению, мы решили обезопасить некоторых наших простолюдинов. Спрятать их в наших домах.
Антигона сюр Аэла замерла. Я видел, как понимание пронзило ее, как охватило ее дракона.
Никогда в жизни я не испытывал такого щемящего чувства привязанности к незнакомке, какое испытал в этот момент к этой удивительной девушке.
Иксион воспользовался моментом.
– Значит, твой план был пощадить их, – продолжал он, – и это обернулось бы против нас, не так ли?
Она замерла, забыв о собственной защите. Иксион увидел это, а Нитер напрягся, чтобы изрыгнуть пламя…
…и тут из ниоткуда появилась небесная рыба и атаковала их.
Партнер Антигоны бросился между ней и Иксионом. Тот самый, которого я видел в разведке.
– Дак! – завизжала Антигона.
Небесная рыбка была настолько легкой, что Иксион сюр Нитер с легкостью смог бы отшвырнуть ее со своего пути. И на мгновение мне пришла в голову мысль, что именно так он и поступит.
Но Иксион приостановился, и его шлем съехал набекрень, в давно знакомой мне манере, призванной устрашать противника.
Иксион заметил слабое место в доспехах противника.
И вместо того чтобы отпихнуть небесную рыбу в сторону, он нацелил на нее Нитера.
– Задержи ее, – потребовал он, – пока я займусь Даком.
Я услышал свой запинающийся голос:
– Мой господин…
– Сделай это, – приказал он на норише, – а потом можешь отправляться искать свою мелюзгу.
ЭННИ
Грифф, словно кирпичная стена, удерживал меня, не обращая внимания на огонь, которым мы с Аэлой принялись поливать его. Как будто он не чувствовал его. Как будто его грозовику и дела не было до того, что когти Аэлы царапали крылья, а клыки кромсали броню.
Все, о чем мы могли думать… одна-единственная мысль, заполняющая оба наших разума, объединенных в единое целое: «Добраться до Дака. Добраться до Дака. Добраться до Дака…»
Но дракон Гриффа оказался слишком силен, и каждый удар крыльев грозовика отбрасывал нас назад.
Подальше от них. Подальше от драконьего огня, жар которого исходил от залпов пламени, которыми обменивались Дак с Иксионом.
Но я видела их.
Видела, как грозовик Иксиона навалился на Керту, впиваясь когтями в ее спину, словно огромный медведь.
Видела, как Дак и Керта сопротивлялись, пытаясь сбросить его.
Видела, как грозовик начал что-то разгрызать, и вначале мне показалось, что это крыло Керты, но внезапно я все поняла…
Это была подпруга Керты. Ремень, который удерживал Дака в седле на спине.
И тогда я закричала.
Мы болтались в воздухе под пеленой слоистых облаков, туман смешивался с клубами дыма, затрудняя видимость, а Крепость оставалась так далеко внизу, что крики, доносящиеся с ее башен и валов, были едва слышны.
Аэла зашипела, выплевывая огонь и вырываясь, и я не могла остановить пламя, потому что ее стрельба и мой крик – это одно и то же.
Подпруга была изорвана в клочья. Седло начало сползать набок, и Дак вместе с ним.
Вспышки драконьего огня, освещающие небо, вдруг исчезли. Как бы громко я ни пыталась кричать, нас никто не услышал. Никто не пришел на помощь.
Я слышала, как кричит Дак, слышала, как он выкрикивает мое имя.
И я начала умолять кирпичную стену:
– Грифф, прошу тебя…
Сначала на каллийском, потом на драконьем, затем на норише, а затем Грифф, словно ему не хватало воздуха, сказал мне на своем родном языке:
– Мне жаль.
Подпруга разорвалась. Дак соскользнул вниз. Керта издала пронзительный вопль. И мы наблюдали за падением.
ГРИФФ
Еще несколько мгновений борьбы. Пока я удерживал ее, Иксион не позволял дракону броситься вниз за своим наездником.
Я не услышал удара тела о землю. Мы находились слишком высоко, слишком далеко, чтобы этот звук долетел до нас.
Выше, чем в тот день, когда была сброшена семья Мабалены.
Но небесная рыбка почувствовала.
Пронзительный вопль вырвался из нее, от которого моя душа разорвалась от боли, а волосы на затылке встали дыбом.
Услышав вопль осиротевшего дракона, Антигона затихла. Она бессильно замерла в седле, прекращая бороться со мной.
Иксион отпустил маленькую небесную рыбку, и она с воплем бросилась вниз головой.
Но было уже слишком поздно. Слишком далеко от земли. И больше не раздавалось ни звука.
Крыша Дворца Великого Повелителя потрескивала, пламя вздымалось к небу, но, несмотря на это, небесная рыбка бросилась прямо в эпицентр пламени.
Антигона застыла в седле, ей, казалось, нечем было дышать.
Она была совершенно беззащитна, но я не выстрелил в нее.
Под нами горели корабли. Драконы двух флотилий вокруг нас шипели, изрыгая пепел, когда их боевой огонь иссяк. А с моего родного острова в небо поднялись клубы дыма. Мое тело пылало от ожогов, полученных от аврелианки Антигоны, а Спаркер кряхтел от ее царапин и укусов.
Где-то там, среди пепелища, меня ждали мои маленькие племянники.
– Прошу тебя, – сказал я Антигоне сюр Аэла, и мой голос сорвался. – Иди.
17
Потери
ЛИ
Я ждал вместе с Пэллором во главе отряда обороны, оглядывая горизонт с крепостного вала форта Арон. В лучах восходящего солнца едва виднелся край Башен Моряка, острой пикой торчащий на фоне горизонта, а неподалеку от побережья можно было разглядеть остров Голодный Валун, где питианцы впервые атаковали Каллиполис.
А вскоре начался первый зимний снегопад. Он припорошил валы, погрузив мир вокруг в серые сумерки, чернеющие на горизонте. А значит, в небе началась ледяная изморось.
Я пытался представить, что происходит над Новым Питосом, но не мог.
Я отчетливо помнил бледное с россыпью веснушек лицо Энни, которая просила меня остаться. И я не спорил с ней. Потому что с ночи бунта в Лицее я был уверен только в одном: я больше не собирался сражаться за этот режим.
И хотя это вовсе не значило, что я хотел вернуть свою семью, но и нападать на них с драконьим огнем я не собирался. Джулии было достаточно. Возможно, Джулия была… ошибкой?
Это ужасная мысль не давала мне покоя, ужас нарастал во мне все больше, пока я всматривался в горизонт, ожидая возвращения друзей после битвы с моей семьей.
