Солнце село. Грифф появится в дюнах через несколько часов.
Я забрала амфору и нож в Обитель, чтобы подготовиться к нашей последней встрече.
31
Бесплодные Дюны
ГРИФФ
В ночь, когда я должен был встретиться с Антигоной, меня вызвали в покои принцессы Фрейды. Ее разместили в крыле Временного Дворца, которое уцелело во время воздушной атаки каллиполийцев. В ее очаге пылал огонь, который согревал комнату.
Я выразил свое полное почтение, послушно опустившись на колени и прижавшись ладонями к полу, и она велела слугам оставить нас.
Я остался с дочерью Божественного Короля наедине. Единственный звук, который я слышал, – это ее дыхание и мое. Единственное, на что я осмеливался смотреть, – это мои собственные чумазые ногти.
– Правда ли, – спросила она на драконьем языке с едва заметным мягким акцентом, – что твой дракон первым вспыхнул в питианском флоте?
– Да, Ваше Высочество.
– Как неестественно.
Я изучал свои ладони, ожидая продолжения допроса. До меня донесся плеск наливаемой в бокал жидкости, а потом глоток.
– И то, что ты служишь оруженосцем у Иксиона?
– Да, Ваше Высочество.
– Как ты считаешь, Иксион хороший хозяин?
К чему она клонит?
– Иногда с ним нелегко, но многие господа такие.
– А хороший ли из него выйдет муж? – Я медленно выдохнул. – Говори, что думаешь, – приказала она.
У меня не было причин рисковать, говоря этой женщине правду. Не было причин уважать ее. Не было причин любить ее. Мне казалось, что я для нее не больше, чем собака.
Но в этом вопросе я не собирался лгать. Иногда по совести нужно поступать и с собаками, и с враждебными королевами.
– Ему нравится причинять боль людям, Ваше Высочество.
Чашка со звоном опустилась на блюдце.
– Спасибо. На этом все.
Я поднялся на ноги, собираясь покинуть покои, но Фрейда протянула мне письмо. Не запечатанное.
– Сегодня в стеклянном зале был издан указ. Я хочу, чтобы ты передал его капитану стражи Крепости.
Я, взяв конверт, почтительно поклонился:
– Сию минуту, Ваше Высочество.
Как и в случае писем Иксиона, я подошел к столу с письменными приборами, где хранились печати и воск. Медленно, насколько мне позволяла моя дерзость, я положил письмо на стол и начал аккуратно разворачивать его.
Письмо гласило:
«Наездники смирения отслужили свой срок. Взять всех под стражу на рассвете».
Возможно, я должен был удивиться. Но вместо этого у меня создалось впечатление, что этого приказа я ждал всю свою жизнь.
Я сложил письмо и запечатал его. Когда повернулся, чтобы отвесить поклон, я встретился с ее взглядом.
Ее лицо ничего не выражало.
Знает ли она, что я умею читать?
Возможно, это было чем-то вроде помощи от дочери басселианского Божественного Короля крепостному, что казалось маловероятным?
Или, может, она была более жестокой, чем Иксион, раз показывала мне ордер на собственный арест?
Или она была настолько извращена, что прикидывалась, будто не знает, что я умею читать…
Но сейчас не было времени гадать.
Покинув ее покои, я сорвался на бег.
ЛИ
Мы с Энни вместе отправились на Бесплодные Дюны, чтобы дождаться Гриффа: фальшивый намордник и амфора Алетеи были завернуты в одеяло и уложены в седельную сумку вместе с хворостом для костра. Когда я спросил, поедет ли Пауэр, Энни поджала губы.
– Нет, – ответила она. – Не думаю.
Во впадине между двумя дюнами, с защищенной от ветра стороны и свободной от снега, мы сложили поленья, и Аэла разожгла огонь. Здесь, в укрытии недалеко от моря, было достаточно тепло, чтобы Аэла смогла вспыхнуть. Энни бросила на песок одеяло, на который мы сели в ожидании Гриффа, а Аэла и Пэллор свернулись рядом с нами. Энни рассеянно почесала Аэлу за рогами, а после потянулась к седельной сумке, прикрепленной к спине Аэлы.
– У меня есть кое-что для тебя.
Она вытянула руку, и когда я узнал вещь, лежащую на ее ладони, у меня сжалось горло.
– Я нашла его в той комнате возле амфоры. Я хочу, чтобы он был у тебя. Ты вернул мне мамино ожерелье, и я хотела отплатить тебе тем же.
То, что у нее хватило сил сделать вид, что это было равноценно, заставило меня содрогнуться от стыда. Ожерелье принадлежало ее матери, которую моя семья оставила голодать, в то время как это – кинжал человека, что отнял у них все. И не стоило даже забывать о том, как я разочаровывал ее последнее время.
– Энни…
Она, обхватив ладонями мое лицо, притянула меня ближе к себе.
– Я знаю, что тебе было нелегко после поединка с Джулией. После… после приюта. Ты так старался не быть похожим на своего отца, был так прекрасен в этом стремлении, каждый раз отрекаясь от своих корней, когда тебя об этом просили. Я видела, как ты делаешь это, чувствовала всю твою боль, и мне кажется, с тебя хватит этого. – Ее голос окреп, а дыхание участилось. – Когда будешь смотреть на этот кинжал, я хочу, чтобы ты помнил, что он принадлежал отцу, который любил тебя. Чтобы ты помнил, что это я вернула его тебе.
Она нагнулась и вытянула старый нож из моего сапога. Ее лицо, прикрытое волосами, осунулось. Когда я продолжил сидеть неподвижно, сжимая в руке нож, который принадлежал моему отцу, она сама заменила его.
Я наклонился, взял ее ладони в свои и отчаянно сжал.
ГРИФФ
Мы со Спаркером приземлились в переулке за нашим домом. Ночь стояла темная, но Спаркер был еще темнее, и когда Агга вышла на крыльцо нашего дома и увидела его огромный силуэт, она пронзительно вскрикнула, но я тут же зажал ей рот.
– Агга, это Спаркер.
Агга отшатнулась, но я взял ее руку и поднес к Спаркеру, который опустил морду, чтобы обнюхать ее ладонь. Она протянула дрожащие пальцы вверх, чтобы провести по переносице, когда его большие янтарные глаза уставились на нее. Его хвост задергался от интереса и ударился о выступ крыши, сбивая солому. Позади нас медленно открылась дверь, и раздался голос Гарета, выкрикивающего имя Спаркера, но Агга резко захлопнула ее, удерживая сына внутри.
– Почему Спаркер здесь?
– Потому что пришло время.
Агга убрала руку с морды Спаркера и повернулась ко мне, затаив дыхание. Протесты Бекки и Гарета глухо доносились через дверь, в которую они изо всех сил барабанили кулаками.
