Когда его голос приобрел привычные саркастичные нотки, чувство вины, на мгновение обрушившееся на меня, исчезло. Я сделала глубокий вдох и высказалась, подводя итог:
– Ты – высокомерный, наглый ублюдок, который считает, что может манипулировать другими людьми.
Пауэр искривил губы, будто ждал подобного ответа, и низко поклонился, передразнивая правила вежливости, принятые при старом режиме.
– Миледи.
Я резко хлопнула дверью, выходя из мужского общежития.
Оказавшись в коридоре, я застыла на месте, сжимая кулаки и тяжело дыша. Меня переполняли безумные и неконтролируемые эмоции, половина чувств которых, как я догадалась, принадлежала не мне.
Аэла.
Ее переполнял восторг, столь всепоглощающий, что он долетал ко мне из ее гнезда под землей.
В воздухе витал запах Пэллора.
ЛИ
Мы едва успели приземлиться в Орлином Гнезде, как они нас обнаружили. Энни стремительно вылетела из Обители на арену и поднялась по лестнице на площадку, а Аэла с восторженным визгом вырвалась из логова. Мы с Криссой сюр Федра соскользнули с драконов, и от Энни с Аэлой нас отделяло небольшое пространство припорошенной снегом каменной площадки. На мгновение мы с Энни остановились, глядя друг на друга. Наступили сумерки, и солнце пробивалось сквозь низкую дымку на горизонте, заливая золотым светом заснеженную арену и лицо Энни.
Пэллор и Аэла не разделяли нашего терпения. Они преодолели расстояние несколькими радостными прыжками, а затем начали кружить друг вокруг друга, взметая снег. Пэллор принялся пощипывать рожки за ушами Аэлы, а она игриво кувыркнулась, мурлыча от восторга.
Даже если бы между нами встали все преграды мира, я бы почувствовал удовлетворение Пэллора. И я видел, как чувства Аэлы захлестнули Энни, которая стремилась не выдавать их.
Такое лицо у нее бывает, когда она твердо намерена не плакать.
Я, отбросив свою неуверенность, пересек площадку Орлиного Гнезда и притянул ее в свои объятия. Она поморщилась.
– Прости меня, – сказал я то, что хотел сказать еще со дня смерти Джулии.
Крисса, отвернувшись от нас, распрягала Федру с другой стороны Орлиного Гнезда, пока я крепко обнимал дрожащие плечи Энни.
Снег в лучах закатного солнца походил на крупинки золота. Снег падал на рыжие волосы Энни, на мои руки, на драконов, резвящихся на камнях. Заметив это, Энни протянула открытую ладонь.
– Хорошо, – пробормотала она.
Она отступила от меня и, проведя рукой по глазам, в мгновение ока приняла деловой вид, как будто щелкнули переключателем. Снег припорошил ее веки, нос, губы, и все, что я хотел сделать, – это расцеловать их, но вместо этого заставил себя сосредоточиться на словах. Для меня были важны ее слова, мысли, ясный ум, по которому я скучал даже больше, чем по ее лицу.
– Я хочу предложить компромисс, если ты готов к переговорам, – сказала она. – Нам придется поторопиться, чтобы успеть до того, как войска подойдут к реке Фер. Необходимо съездить в дом Доры Митрайдс, а после встретиться с Отверженными.
– Это будет до или после того, как я принесу тебе драхтаназию?
В мире не существовало ничего прекраснее улыбки Энни.
30
Вторая революция
ГРИФФ
Я присматривал за логовами, возил рыбу в бухту голиафана, прислуживал Иксиону, когда Фрейда обедала в его покоях, и ждал.
Брэн и Фионна рассказали обо всем другим оруженосцам. Логово никогда не считалось местом для долгих разговоров, но теперь оно полностью погрузилось в молчание. Каждый укус клыков, от которого я пытался уклониться, каждый ожог, покрывающийся волдырями на коже, который мне наносил дракон хозяина, – это напоминание о том, что скоро наступит перелом. Каждый раз, когда у Спаркера саднило кожу под намордником, я утешал нас мыслью, что скоро он раздвинет челюсти. И каждый раз, бросая рыбу в кормушку, я думал: «Вот так мы их победим».
Мне стало нехорошо. Но я думал об Агге, думал о малышах, и мое сердце зачерствело.
Вечером с закусками и бутылкой вина я вошел в покои Иксиона, где застал его и Роуда, расположившихся на диванах, между ними на столе были разложены каллиполийские газеты. Они уже изрядно выпили и, жестикулируя, что-то горячо обсуждали.
– Но если они требуют демократии… – невнятно пробормотал Роуд.
Иксион приподнял свой кубок, чтобы я наполнил его.
– Нет ничего, что мы не могли бы использовать в своих интересах.
– Хорошая новость для нас, господа? – беззаботно поинтересовался я, наливая вино. – Каллиполийцы голодают?
– Голодают и бунтуют, – с энтузиазмом подтвердил Роуд.
И бедной Антигоне приходилось с этим справляться. Я увижу ее через два дня.
Иксион снова поднял свой кубок.
– За мою гениальную и бесконечно щедрую суженую, – сказал он.
Я не встречался с Дело после воздушного налета на Каллиполис в середине зимы. Не наедине. Я видел его мельком через двор или в дальнем конце залы. Приходя к его покоям ночью, сталкивался с закрытой дверью.
Я говорил себе, что это к лучшему. Говорил, что мне все равно не стоит видеться с Дело.
Когда встреча с Антигоной была уже не за горами, я испугался, что потеряю решимость.
Мне почти удалось убедить себя в этом, пока на рассвете, в мою утреннюю смену в логовах, я не увидел бледную полоску крыльев на фоне серого неба, кругами спускающуюся вниз, чтобы приземлиться у входа в гнезда небесных рыб. Тогда «решимость» стала всего лишь словом, которое я выбросил из головы.
Я поспешил к ним.
Дело начал неуклюже распрягать Гефиру, и оруженосец во мне воскликнул, что ему не положено заниматься этим, учитывая, как медленно и неповоротливо у него это получалось. Дело обернулся, услышав хруст моих ботинок по гравию. Его лицо было обветрено, как будто он провел ночь верхом на драконе.
– Грифф?
– Где ты был?
Дело потер щеки, словно пытаясь согреть их.
– Выполнял поручение Иксиона.
Только тогда я заметил, что торчит из его седельной сумки. Новые газеты на каллийском.
– Ты летаешь в Каллиполис?
Дело кивнул:
– По очереди. У нас есть информатор в городе, который оставляет их на… – Он осекся.
Я судорожно вздохнул.
У них тоже был свой человек. Это значило, что я не просто бред на цыпочках в темноте. Я мчался в темноте на максимальной скорости. Гонялся за тем, с кем они контактировали, и молился, чтобы они знали меньше, чем мы с Антигоной.
