– Эта коробка тоже лежала в гардеробе?
– Да.
Я медленно просмотрела снимки. Трапеза за длинным столом для десятка гостей, как мужчин, так и женщин; игра в бадминтон, наблюдая за которой две неизвестные мне женщины вскидывали руки в победных жестах; дом с широким портиком… Фотографии были переложены письмами и всякой всячиной – программкой матча в Индии от 1943-го года; рецептом, выцветшим так, что прочитать его было невозможно, клочком записки со списком цветов или красок.
– Взгляни! Похоже, это твой дядя, – передал мне Самир пачку фотографий с русым ребенком разного возраста. На одном снимке был запечатлен худенький, уставший с виду малыш. На другом – такой же худощавый, но ухмыляющийся двенадцатилетний мальчик. На третьем – целая группа ребят с тем же подростком, стоявшим на стуле и размахивавшим над ними мечом.
– Выглядит чудесно, – сухо прокомментировала я.
– Ты была бы удивлена, если бы узнала, что все слухи о его злобной натуре были раздуты.
– А какие-нибудь журналы или дневники там есть? Они могли бы нам помочь.
– Пока не попались.
Мы вдвоем перерыли коробку в поисках новых подсказок. Почти на самом дне меня ждал «сюрприз» – припрятанная связка порнографических фото женщин.
– Что это?
Самир, перебиравший в этот момент еще одну стопку газет, даже не поднял глаза:
– А что там?
– Голые женщины…
Нет, не женщины! На снимках была одна и та же женщина. Индианка с роскошными черными волосами, струившимися по ее нагому телу, застенчиво смотрела в камеру, распластавшись на постельном покрывале. Ее пышные, налитые молодые груди притягивали взгляд.
– Какая она красивая, – вздохнула я, а через секунду меня словно током пронзило. – О, Боже, Самир! – схватила я парня за руку: – Неужели моей бабушке нравились женщины?
– О чем это ты? – наклонился ко мне Самир, когда я уже рассматривала следующий снимок. Больший по размеру и еще более прекрасный, чем прежний: на нем женщина лет двадцати с темными миндалевидными глазами смотрела в камеру с легкой улыбкой; изящная линия плеч, тонкая «осиная» талия…
– Ну и ну! – Самир, отпрянув, прикрыл руками глаза. – Это же моя бабка! – воскликнул он и рассмеялся: – Мои глаза разъело навсегда.
– Это твоя бабушка? – я быстро перетасовала фотографии. Их были десятки, и не на всех женщина была оголена полостью, но на любой выглядела непристойно, хоть и весьма соблазнительно. На одних снимках ей было всего лет четырнадцать или пятнадцать, и ее груди еще были маленькими и упругими. На других ей было уже за тридцать: руки округлившиеся, бедра широкие, выражение лица как у зрелой женщины. Часто фото были сделаны в Индии, часть – явно в бабушкиной комнате, в Розмере.
– Выходит… – выводы напрашивались трагичные, – Они были любовницами.
Самир отвел руки с глаз и, снова наклонившись над моим плечом, закрыл ладонью верхнюю фотографию. Его глаза, полные печали, встретились с моими.
– Я это подозревал, – тихо признался мне парень. – Все эти годы, – в голосе Самира послышалась хрипотца. – Так горько в этом убеждаться.
Его глаза были так близко, что я могла пересчитать ресницы, разглядеть едва видимую линию, разграничивавшую его зрачок и радужную оболочку. Мой взгляд скользнул на его губы, которые были такими мягкими и податливыми (я это помнила после нашего поцелуя!). Томительное влечение снова вспыхнуло между нами, и я заставила себя отвернуться.
– Как ее звали?
– Нандини.
– Нандини… – прошептала я, и, к моему удивлению, из глаза вытекла слезинка и покатилась по лицу вниз.
– Ты что?
Закрыв глаза, я попыталась понять свою боль:
– Не знаю. Просто сердце защемило. Так грустно почему-то стало.
– Ну-да, – вытер слезинку Самир. – Сейчас они бы поженились и жили себе счастливо. А тогда им пришлось выйти замуж. И Виолетта запила.
Рука парня – тяжелая, с длинными пальцами – легла на стопку фотографий на моем колене. Его ногти были коротко пострижены, чистые, аккуратные, даже красивые. Как и его клиновидные пальцы, широкий большой палец, изгиб запястья… Я дотронулась указательным пальцем до кончика его пальца:
– Если бы наши бабушки поженились, ни тебя, ни меня бы не было.
– А ты бы возражала, – Самир поднял руку, и наши ладони соприкоснулись; его ладонь была такой горячей, что мою руку, словно током, обожгло и защипало: – если бы меня не существовало.
– Да. Я бы возненавидела этот мир, – импульсивно я подалась вперед и, сложив ладонь домиком, обхватила его подбородок. А потом откинула волосы с его скулы, поражаясь самой себе: как же я не понимала, как много значило для меня это лицо, это необыкновенное, единственное и неповторимое лицо! Я зажала его между рук и заглянула Самиру в глаза – эти бездонные, как ночное небо, глаза, которые околдовали меня при знакомстве и завораживали снова и снова, при каждой нашей встрече. Я провела большими пальцами по его бородке – точь-в-точь, как это делал сам Самир. И на этот раз не он, а я наклонила голову, чуть помедлила в ожидании разрешения, прильнула еще ближе и поцеловала его.
Поцеловала его в губы, такие полные, такие мягкие, такие упругие. Я прижалась к Самиру всем телом; еще миг – и его руки обвились вокруг меня, притянули к себе на колени. Фотографии рассыпались по полу, но мне было уже не до них. Самир ответил мне жадным, долгим поцелуем, обхватив одной рукой мой затылок, а другую прижав к нижней части спины. Мы целовались страстно, неистово, алчно. Я зарыла руки в его волосах, он прижал мое тело к груди. Я пробежала пальцами по его плечам, широким и сильным, его руки скользнули под мой свитер, стали гладить мою спину и бока.
И вдруг Самир остановился, схватил меня за руки:
– Погоди, – сглотнул он. – Не здесь, под их взглядами…
– Ой, – прыснула я. – И правда. Ты прав. Это было бы неуместно.
Самир смахнул волосы с моих губ, проследил взглядом за своими пальцами:
– Нам нужно вести себя здесь пристойно, правильно.
– Согласна, – прикоснулась я к кончику его носа, провела пальцами по густым бровям. Боль от сильного вожделения и острой тоски пронзила все мое тело и разум. Мне не хотелось останавливаться: – Я как железо, прилипшее к магниту…
Самир улыбнулся, погладил руками мои ноги:
– Поверь, мне хорошо знакомо это чувство.
Я посмотрела на коробку, опять перевела взгляд на него:
– Ты не передумаешь?
– Нет, – Самир взял мое лицо в руки, крепко-крепко, и еще раз поцеловал меня. Сильно, глубоко. Его глаза открылись, приблизились вплотную к моим: – Нет. А ты?
Я не нашла в себе сил ответить. Лишь помотала головой.
Он осторожно отстранился:
