– Да, пожалуй, верно, – нависнув над перилами, Джокаста снова оглядела бальный зал. – Вы знали свою мать. Что, если секреты касаются и ее?
– Думаю, у мамы была своя тайна. Иначе она бы не уехала отсюда, разом от всего отказавшись.
Кивнув, Джокаста снова начала обходить комнату. Медленно, внимательно все изучая. Встав у кровати, она помолчала, а потом пустилась в воспоминания:
– Эта комната в точности такая, какой я представляла себе графскую опочивальню. Когда я была маленькой, графиня устроила бал для всех девочек графства. Наверное, для того чтобы мы почувствовали вкус к жизни на другом уровне, поняли, как следует одеваться и держать себя. Мне было двенадцать, я танцевала в голубом платьице и больше никогда в жизни не ощущала себя такой красивой…
– А моя мама была на том балу?
– Конечно! Тогда ей было лет двадцать или около того. И она казалась нам такой прекрасной, такой гламурной… как какая-нибудь кинозвезда. Принцесса Грейс… печальная, немного отстраненная, очень добрая.
Мне не составило труда вообразить маму обходящей зал в сопровождении холеного, красивого пажа, под восхищенными взглядами юных девушек.
– Спасибо вам за этот рассказ. И за то, что помогаете мне составить представление о бабушке. А то о ней разное говорят.
– Графиня была незаурядной, выдающейся личностью. Ее либо любили, либо ненавидели. К концу жизни она стала еще более эксцентричной, то и дело впадала в крайности… Со стороны это казалось помешательством. А так – обычная старческая деменция.
– А с моим дядей вы были знакомы?
– Вы имеете в виду Роджера? Он вроде жил в поместье одно время, но я его не помню.
Мы продолжили обход дома. И закончили его у основания величественной лестницы. Коты в этот раз нам на глаза не попадались. Возможно, они стали более осторожными. Издавая благоговейные возгласы, Йен произвел круговую съемку всего пространства. У меня самой сердце вновь затрепетало от восторга. Резные узоры на дереве так красиво играли в лучах света, струившегося сквозь разноцветные витражные стекла. Рубиновые, сапфировые и топазовые блики скользили по лестнице и стенам. И создавалось впечатление, будто мы внутри калейдоскопа.
– Это потрясающе, правда?
Джокаста кивнула.
– Чудесный дом. Он еще удивительнее, чем запомнился мне в детстве, – оглядев галерею, Джокаста снова перевела взгляд на меня: – Но и разрушения в нем большие. На восстановление уйдет целое состояние и, возможно, годы работы. Вы пойдете на это?
– По правде говоря, не знаю, – призрак мамы замаячил на лестнице в красных, синих и желтых всполохах света, и я проследила за ее спуском по ступеням глазами бабушки. Обе ненавидели Розмер. – «Для чего же мне его спасать?» – Но мне больно видеть, как он разрушается. И еще больней думать, что однажды его не станет.
– Мне тоже, – сказала Джокаста. – Пойдемте… взглянем на сад. Возможно, следует начать с него. Его проще всего восстановить и заставить приносить деньги.
– Почему?
– Я покажу вам.
Мы вышли из дома через заднюю дверь.
– Кухня почти не пострадала, – заметила Джокаста, когда мы снова проходили мимо. – Из нее выйдет неплохое временное жилье.
Я представила себе, как живу в ней одна, рядом с пустым и безмолвным домом, и содрогнулась:
– Я бы предпочла гостевой домик. Кто-то мне сказал, что в нем несколько жилых комнат.
– Давайте осмотрим его на обратном пути, – Джокаста уже бодрым шагом маршировала с холма вниз по дороге.
Я последовала за ней, стараясь не отставать, но уклон был довольно крутым, и нога быстро отреагировала на напряжение мышечными спазмами.
– Вы не против, если мы пойдем чуть помедленней?
– Нет, конечно. Это вы меня извините, – хмыкнула Джокаста. – За мной никому не удается угнаться.
Мы остановились у подножия холма.
– Я вчера провела кое-какие изыскания, и то, что отложилось у меня в памяти, оказалось правдой. Один из ваших предков заложил в восемнадцатом веке этот сад – в классическом стиле, с фигурно постриженными кустарниками и деревьями и с регулярно разбитыми клумбами. Это было одно из красивейших мест во всем Хартфордшире; люди съезжались издалека, чтобы им полюбоваться. Во время войны сад был уничтожен, но ваша бабушка восстановила и облагородила его. Ее стараниями сад сделался «Меккой» для туристов и начал приносить приличный доход, – Джокаста повернулась к оператору: – Карта при тебе?
Йен извлек из кожаного ранца сложенный лист бумаги и передал его Джокасте. Та, развернув карту, сверилась с ориентирами:
– Так, мы находимся вот здесь. Пошли!
Джокаста устремилась вниз по тропке – запущенной, почти заросшей, но все еще различимой.
– Это террасы, – махнула рукою Джокаста. – Они вошли в моду в Георгианский «век элегантности», отчасти в результате повального увлечения всем итальянским. Молодые лорды отправлялись в путешествия по Европе и возвращались назад, очарованные Италией. Многие из них привозили с собой мавров или какое-нибудь новое растение. Вот это, – указала Джокаста, – тюльпанные деревья. Необыкновенно красивы весной. А вон проклевываются нарциссы. Похоже, через неделю с небольшим уже зацветут.
Я не преминула вообразить своего предка удалым, энергичным молодым лордом, пораженным красотой садов Италии.
– Сама я мало что смыслю в садоводстве, – призналась я спутнице. – Всегда жила в городе. А у мамы есть… то есть был… красивый сад.
– Что ж, при желании у вас появится возможность освоить эту «науку», – искривила губы в полу-улыбке Джокаста. – Наши лорды и леди обязаны знать подобные вещи. И вам придется купить себе породистую гончую.
Я рассмеялась, но зерно истины словах Джокасты было. И намек я поняла. Мне следовало расширить свои познания, если я планировала остаться.
Тропинки, петлявшие по листопадному лесу, вывели нас к длинному пруду. Грязная стоячая вода была затянута водорослями, и все равно от пруда исходил какой-то особый, мощный дух. Я замерла, захваченная удрученной атмосферой этого места, странным холодком и шепотом, веявшим от теней. Через пруд был перекинут мостик, позеленевший от времени. И я снова дала волю воображению: наверное, на нем встречались влюбленные. Достав мобильник, я сделала несколько снимков.
– Красивое место.
– Здесь есть несколько прудов и озерец. Этот пруд еще в довольно приличном состоянии. Только просит, чтобы его почистили и засадили водяными лилиями.
Я представила, как в чистой водной глади отражаются небо, облака и деревья.
– Я бы тут поставила лавочку.
– Да.
Джокаста пошагала вперед, я поспешила следом, а Йен, похоже, тоже подпал под чары места. Заметив, что оператор задержался, Джокаста крикнула ему:
