– Рад, что мы с вами наконец-то встретились, – произнес Хавер.
– Я тоже, – пожала я протянутую руку.
Крепкое, выверенное и приличествующее обстоятельствам рукопожатие.
– Заходите. Вы, должно быть, ошеломлены всем этим.
– Это еще мягко сказано.
В кабинете Хавера царила зябкая прохлада, отсутствовали окна, а стены были выкрашены в ярко-голубой цвет. Это помещение совершенно не походило на офис успешного законника, но, возможно, я судила по меркам Сан-Франциско. А Хавер был всего лишь юристом небольшого городка.
– Я с нетерпением жду от вас подробную информацию и пояснений.
– Что ж… У меня для вас радостная новость: нам поступило очень выгодное предложение по поместью.
Я подняла руку:
– Не спешите! Мы можем с этим повременить? Для начала мне нужна общая информация.
– А-а… конечно, – скрестил руки Хавер. – Что вас интересует?
– Все. Я ничего не знаю о Розмере. Мать никогда мне о нем не рассказывала. Я так понимаю, у меня имеется дядя?
– Мы полагаем, его нет в живых. К сожалению…
– А куда он уехал?
– Неизвестно, – поправив очки, которые только слегка очеловечивали его лицо, Хавер открыл толстую папку. – Мой отец вел ее дела до самой своей кончины семь лет назад. Но так и не дал мне каких-либо конкретных указаний по этому вопросу. Я каждый квартал посылал вашей матери отчеты, но кроме этого ничего больше не знаю.
– Мама получала выплаты?
– Конечно. Мы ежеквартально отправляли переводы. Мы сохранили ее аудиторскую фирму, и они осуществляют надзор за всеми текущими счетами и финансовыми документами.
– Мне бы хотелось их посмотреть, – мой палец быстро застучал по клавиатуре мобильнике, занося в записную книжку комментарии поверенного.
– Само собой разумеется…
Я опустила руки на колени:
– Расскажите мне о поместье.
– А вы что-нибудь читали о нем?
– Так, кое-что. Общий экскурс в историю.
– Ясно, – Хавер порылся в бумагах. – Розмер – поместье площадью в 1710 гектаров, из которых 350 гектаров занимают леса, 890 гектаров – пастбищные и фермерские угодья, а остальные – сады, лужайки, клумбы и все в таком духе.
– Какие культуры выращиваются на полях? Ребекка упомянула рапс и ячмень.
– Да. Думаю, там практикуется севооборот. Если хотите, я соберу информацию по этому вопросу, хотя и полагаю, что вы мало знакомы со спецификой фермерства, – посмотрел на меня поверх очков поверенный.
– Да, мало. Но мне хотелось бы составить более ясное представление.
– Из домашних животных здесь растят овец, преимущественно ягнят – для продажи их мяса на рынке. Но ведь вы, американцы, едите мало ягнятины?
Я вспомнила подробную статью, которую написала пару лет назад о бурно развивающемся в Штатах рынке баранины и ягнятины, и свой любимый рецепт – жареную ногу ягненка, нашпигованную чесноком и розмарином. Когда я теплым майским вечером поставила это кушанье перед мамой на столе в своей квартире, она чуть голову не потеряла от радости и съела за один присест больше, чем когда-либо съедала на моих глазах за все время нашего совместного проживания.
– Уже гораздо больше, чем раньше, – ответила я поверенному и задала свой встречный вопрос: – А кто по факту сейчас занимается сельским хозяйством? Я видела коттеджи.
– Да. Они принадлежат поместью. Но фермеры арендуют земельные наделы и коттеджи и в урожайные годы поставляют поместью часть урожая. Большинство семейств живут на этой земле на протяжении поколений.
– Вы ведете учет этих доходов?
– Конечно. И буду счастлив предоставить вам отчетность, – Хавер что-то черканул в своем блокноте. – Я поручу миссис Уэллс свести все данные в единый отчет, чтобы вы могли его просмотреть.
– Спасибо, – поблагодарила я поверенного, а мысленно взяла на заметку: «Надо будет привлечь другого юриста, чтобы он проверил этот сводный отчет. А может быть, еще и бухгалтера». – А что с домом?
– Ну… вы же его видели.
– Да… Снаружи… Мне хотелось бы осмотреть его, определить, в каком он состоянии. И что можно сделать.
– Уверен – ничего.
Выдержав многозначительную паузу, я спокойно сказала:
– Дом ведь мой, не так ли?
– Да, безусловно. Вы можете делать, что захотите.
– Ну, вот и хорошо, – я сделала пометку в телефоне и сверилась со списком вопросов, составленным этим утром. – Расскажите мне о доме поподробнее. Сколько в нем комнат, как долго он оставался в запустении? Все, что знаете.
– Ну, что ж… давайте посмотрим… – Хавер снова нацепил на нос очки и пробежал глазами по другому листку бумаги. – Усадьба Розмер… тридцать семь комнат, дополнительные площади в бывшем гостевом домике. В нем три квартиры для обслуги. В одной из них в настоящее время проживают смотрители. Но, насколько мне известно, они сейчас отсутствуют, уехали в отпуск.
– А за чем присматривают эти люди, мистер Хавер? Какой порядок можно поддерживать в доме, который рушится?
– Они следят за состоянием остальной части имения. В их ведении – руины аббатства, примыкающий к нему сад и все вопросы или проблемы, которые могут возникать с арендаторами.
Меня покоробили слова Хавера. До чего широким оказался круг обязанностей и полномочий этих «смотрителей»! Я начала закипать. Но мамина практичность снова возобладала:
– А почему они не стали следить за домом?
– Полагаю, они ждали, когда кто-нибудь из владельцев вернется и даст им указания. Ваша матушка распустила всю прислугу в доме, поэтому…
– Никто не знал, что с ним делать.
– Именно так, – наклонив голову, поверенный щелкнул большим пальцем по краю листа. – История этой усадьбы довольно темная, мисс Шоу. Мне думается, ваша бабушка хотела, чтобы дом разрушился. И это мнение здесь разделяют многие.
Мне вспомнились центральный зал с его вздымающимся ввысь сводом и изумительной деревянной резьбой, заброшенные комнаты, плети дикого винограда, заползающие в разбитые окна, и розочку, цветущую внутри.
– Почему? – не удержалась я от вопроса.
– Ну… Говорят, усадьба проклята. И хотя я – человек практичный и прагматичный, но все произошедшее с ней лишь подкрепляет эти слухи.
– Я не суеверная, – произнесла я и осознала: за чтением и сомнительным отдыхом я уже выработала план. – Мне хотелось бы обсудить состояние дома со строительным подрядчиком. Интересно, что скажут специалисты. На вид каркас еще прочный. Мое желание, возможно, вам покажется сентиментальным вздором, но я хочу выяснить, есть ли шансы на спасение дома, прежде чем я позволю ему окончательно развалиться.
