— А ты в этом сомневалась? Чтобы разрулить ситуацию, которую ты создала, папе придется постараться, — проворчала мама.
— Мама, какая проблема? Мы не в Южной Корее живем, где за хорошую репутацию удавятся. У нас даже не заметят, что там за фотки мелькнут. Постоянно в новостях кого-то полощут, жить от этого никто хуже не стал.
— Вот, значит, как ты думаешь. Ну-ну. А то, что у папы международный проект намечается, ты об этом забыла?
— Какой проект?
— Строительство элитного отеля в Дубае. Арабам как раз не наплевать, с кем работать. Они быстро заключат контракт с папиными конкурентами.
— Ой, насмешила! Когда это папа боялся конкуренции? Да он их всех одной левой пришибет.
— Я рада, что ты так доверяешь отцу, но на этом все. Разговор закончен. Дома пока сиди!
— А сессия? — закричала Лиля.
— А кто тебе мешает к ней готовиться? А на экзамены тебя папин шофер возить будет. Мне еще с охраной надо разобраться.
— Приехали! — Лиля сердито хлопнула за мамой дверью.
Оставшись одна, она задумалась. Побег из дома закончился неудачей. И кто в этом виноват? Конечно, ее спаситель! Лиля уже не чувствовала к нему никакой благодарности. Наоборот, она злилась и негодовала, что он вытащил наружу то, что она так старательно хотела скрыть.
И что делать с этим человеком? Откуда он свалился на ее голову? Жаль, не успела его сфотографировать. Как там его звали? Петр? Бр-р-р! Что за мерзкое имечко!
Она прилегла на кровать.
Мысли блуждали в ее голове, одна сменяя другую. Образ спасителя сменился воспоминаниями о пережитом ужасе. Неожиданно она увидела Димку Рокотова, который шел навстречу, широко раскинув руки. Она побежала к нему, но вблизи увидела, что это Петр. Сердито топнула ногой и вдруг очутилась в большом зале.
***
В огромном помещении стояли кресла, последние ряды которых тонули в темноте. Лиле показалось, что она находится в партере театра. Смущало только отсутствие сцены.
Лиля посмотрела вокруг: везде были молодые женщины, одетые так же, как и она, в серую тунику с завязками на плечах. Она рассматривала напряженные лица и не понимала, кто она и что делает в этом месте.
— Они идут, — понесся по рядам тревожный шепот.
Женщины зашевелились, сразу как-то сгорбились, втянули головы в плечи, прикрыли лица волосами, стали будто меньше. Лиля видела, что они готовы были и под кресло залезть, чтобы только спрятаться.
— Кто идет? — спросила она соседку, рыжеволосую девушку с покрытым веснушками лицом.
— Они. Господи, хоть бы меня не выбрали. Хоть бы пронесло! — скороговоркой восклицала девушка.
— А кого они выбирают?
— Нас.
— И меня? — Лиля искренне удивилась.
— Конечно, раз ты сидишь здесь.
— И зачем?
— Ты новенькая? Ничего, скоро поймешь. Наклони голову и волосы на лицо опусти, может, не заметят.
Лиля испуганно выполнила все, что ей сказали, но любопытство оказалось сильнее страха. Она посмотрела сквозь пряди волос.
По их ряду шел высокий мужчина в блестящих одеждах. Снизу он казался огромным. Обнаженный треугольник груди влажно блестел, шея из-за бугристых мышц казалась квадратной. Его переливающийся в огнях свечей халат топорщился, будто у него к поясу была привязана шпага.
«Шпага? Что за чушь? — внезапно подумала Лиля. — В современном мире люди не носят шпаги!»
Мужчина останавливался возле каждого кресла, поднимал двумя пальцами подбородок девушки, сидевшей в нем, и двигался дальше. Вздох облегчения сопровождал каждый его шаг. Иногда он наклонялся, опускал руку и что-то искал внизу.
— А что он делает? — спросила Лиля, чувствуя неожиданное возбуждение.
Атмосфера таинственности давила на нее, заставляя волноваться, но не от страха, а от неизведанного чувства. Во рту пересохло, дыхание участилось.
— Проверяет, девственница перед ним или нет.
— Погоди, как проверяет? — вспыхнула Лиля.
— Обыкновенно, пальцами.
— О боже! А зачем?
— Ты совсем дура, что ли? Девственница дороже стоит. А этим козлам приятно думать, что они первые распечатали ее. И дети от девственниц самые здоровые.
— Но я не хочу!
— А кто тебя спрашивает? Ты секс-рабыня. Свеженькая. Будешь пользоваться спросом, — прошептала рыжая. Хорошо, если сразу залетишь. До родов будешь жить, как королева.
— А если н-нет? — трясущимися губами спросила Лиля.
Новость ударила ее по голове притоком крови. Она задрожала, глаза затуманились слезами. Девушка уже осмысленно посмотрела вокруг. То там, то здесь богато одетые мужчины брали за руки женщин и вели к выходу, а те шли, понурив голову, как на казнь.
— Тогда смирись.
Лиля в ужасе вскочила с места: бежать! Надо бежать отсюда! Но на нее зашипели и потянули вниз. Мужчина, который шел по их ряду, тоже посмотрел вперед и, не останавливаясь больше, двинулся к ним.
— Идиотка! Теперь он выберет нас!
Так и случилось. Мужчина приблизился, Лиля посмотрела на него и тут же узнала: ее спаситель. Зеленый взгляд просверлил ее до печенок.
— Идем со мной, — приказал он и, не глядя на нее, пошел вперед.
— Не хочу, — дерзко ответила она.
Он развернулся, схватил ее за руку и надавил в углубление большого пальца.
Лиля встала и пошла. Она двигалась, как сомнамбула. Все понимала, но противиться воде господина не могла.
Они оказались в небольшой комнате: зеленоглазый господин, рыженькая девушка и она, Лиля. Мужчина сел в кресло. Полы халата распахнулись и… Лиля содрогнулась: то, что она приняла за шпагу, было угрожающих размеров мужским органом.
Рыженькая девушка пискнула и бросилась к выходу. За ней кинулся охранник и вернул ее на место. Мужчина не сводил с них зеленого взгляда, и Лиля не могла пошевелиться, будто была парализованной. Ее колотил озноб, от холода стучали зубы, но она даже этого не замечала.
— Раздевайтесь!
Дрожащими, негнущимися пальцами Лиля медленно развязала тесемки, и туника упала к ее ногам. Под ней больше ничего не было. Только сейчас она заметила, что на ее коже нет ни волоска. Она сияла в огнях свечей и блестела, будто смазанная маслом. Когда и кто так тщательно обработал ее тело, девушка не помнила.
Разделась и рыженькая. Она беззвучно плакала. Слезы просто катились по ее скривившемуся от отчаяния лицу, падали с подбородка, и Лиля вдруг почувствовала страх, хотя еще ничего ужасного не случилось.
— Подойдите!
Бархатный голос притягивал, манил к себе. Он проникал до самой глубины сознания, душил на корню желание протестовать и сопротивляться.
