– Она тебя простила?
– Не знаю… Она почти со мной не разговаривает. – Руби делает последнюю затяжку и тушит сигарету в пепельнице. – Я хотела пойти и надрать задницу этому вашему ублюдку-декану, но Хантер мне запретила. Цитирую: «Больше никогда не вмешивайся в мою жизнь, если хочешь в ней остаться!».
Я усмехаюсь.
– Очень на нее похоже.
– У нее правда нет шансов вернуться в Рейнер?
– Я сделаю для этого все возможное, – обещаю я. – Когда у нее самолет?
– Она едет в Джорджию на своей машине. В воскресенье утром.
– Если мой план не сработает, я поеду с ней.
Руби удивленно вскидывает брови.
– В Джорджию?
Я пожимаю плечами.
– Куда угодно.
– Чейз, она едет в Олбани не на экскурсию. Хантер будет там жить и учиться. Моя кузина поможет ей с жильем и с поступлением в местный колледж, в котором ее муж работает директором. Хантер едет туда, где ее будут ждать, а тебе придется все начинать с нуля. Буквально, парень.
– Олбани, значит Олбани.
– Уверен?
– Больше, чем в чем-либо в своей жизни.
Руби смотрит на меня в изумлении.
– Ты действительно ее любишь?
– Люблю, – без малейшего колебания отвечаю я.
Хантер сложная, темпераментная и опасная, как огонь, но именно она придает моей жизни смысл. Она для меня важнее, чем каждый следующий вздох.
Я люблю ее.
Люблю до сумасшествия.
Каждую секунду каждого дня.
Когда Хантер смотрит на меня, она видит больше, чем звездный статус, деньги, мускулы и привлекательное лицо. Хантер видит МЕНЯ, а я вижу ЕЕ. Такой, какая она есть на самом деле. И я ненавижу себя за то, что все эти дни вел себя с ней как последний придурок.
– Будь с ней самым терпеливым и внимательным, ладно? – Руби откидывает назад прядь длинных светлых волос и вздыхает. – У Хантер не было перед глазами модели здоровых отношений. Она не знает, какими они должны быть. И я тоже не знаю, поэтому не могу ей рассказать.
– Ты еще встретишь подходящего парня, – говорю я, чувствуя неловкость.
– Это вряд ли. – Выражение ее лица становится каменным. – Отец Хантер сломал меня, а со сломанными куклами никому не нравится долго играть.
Я лезу рукой в задний карман джинсов и достаю бумажник. Вытаскиваю из него визитку своего психотерапевта, который два года назад помог мне не спятить, и протягиваю ее Руби.
– Позвони ей. Я оплачу лечение.
Она берет визитку и внимательно ее разглядывает.
– Спасибо. Я позвоню.
– Обязательно сделай это.
Руби часто моргает, пытаясь прогнать слезы, после чего насмешливо закатывает глаза.
– Боже… Ты же не собираешься меня обнять?
Я фыркаю.
– Ни за что.
– Ладно, иди сюда, здоровяк. – Она опускает ноги на пол, а затем обнимает меня так, как обняла бы родная мать. И некое чувство неловкости, которое я все это время испытывал, растворяется в горько-сладком аромате ее цветочного парфюма. – Береги ее, парень. Иначе я прострелю тебе коленные чашечки.
Я отстраняюсь и смотрю в ее карие глаза. По взгляду вижу, адская женщина вовсе не шутит.
– Слово скаута. – Торжественно поднимаю руку, вызывая у Руби довольную улыбку.
– Не будешь ждать Хантер?
Я качаю головой.
– Нет времени. Нужно успеть в деканат до его закрытия. – На какое-то мгновение я задумываюсь. – А знаешь… Не говори ей, что я приезжал, ладно?
– Сливаешься? – Руби прищуривается с подозрением, но в ее глазах читается веселье.
– Никогда, – улыбаюсь я.
К тому времени, когда я возвращаюсь на виллу, тело болит от зверской вечерней предыгровой тренировки так, будто меня переехал грузовик.
Нет ничего хуже, чем изменения в основном составе посреди гребаного, мать его, сезона. Тем более в команде нападения. И тем более – теперь, когда на кону стоит не только репутация команды и победа в матче-реванше, а нечто гораздо, гораздо большее.
Если не сказать, все.
– Твой отец здесь, – сообщает мне Линч, когда я прохожу мимо.
Сойер лежит на диване в гостиной в одних серых боксерах от Томми Хилфигера и играет в «Нинтендо». Его длинные ноги полностью покрыты мешками со льдом.
– Где «здесь»? – недоумевая, спрашиваю я.
– В бильярдной. Отошел поговорить по телефону.
– Какого хрена ты впустил его в дом?
– А что я должен был делать? – возмущенным шепотом спрашивает Линч. – Когда я приехал, его тачка стояла возле поста охраны.
Проклятье.
Только его мне сейчас не хватало.
Я бросаю свою спортивную сумку на пол и направляюсь в бильярдную.
Отец стоит в дверях патио, ведущих из бильярдной с баром к бассейну, и с кем-то жестко говорит по телефону. На нем белая отглаженная рубашка с закатанными рукавами, узкие черные джинсы и кожаные лоферы. Все как обычно: наполовину хипстер, наполовину бизнесмен. В подростковом возрасте я пытался подражать его стилю, но получалось отстойно.
Заметив меня, отец прячет телефон в карман и кивает в знак приветствия.
– Оригинально, – усмехается он, указывая на небольшой декоративный водопад в форме стоящего члена, – подарок Нейта Сойеру на его прошлый день рождения, в котором тихо журчит вода.
– Зачем ты приехал?
Я подхожу к холодильнику, стоящему за барной стойкой, и достаю из него бутылку минеральной воды. Откручиваю крышку и делаю несколько освежающих глотков.
– Ты не отвечаешь на мои звонки.
– Я был занят.
– Две недели?
– Серьезно? Собираешься читать мне мораль?
– Нет, Чейз. – Отец подходит к барной стойке и садится на высокий стул. – Я приехал, чтобы поговорить с тобой о Хантер.
Мои челюсти сжимаются.
– В таком случае тебе следует тщательно выбирать каждое слово.
Между нами повисает напряженная тишина. Отец проводит ладонью по ухоженной черной бороде и тяжело вздыхает.
– Между мной и Хантер ничего не было.
– Я знаю, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Иначе ты был бы уже на хрен мертв.
– Я не нанимал девушку для секса. – Его голос звучит резче. – Агентство Руби Брэдшоу не предоставляет таких услуг. Строгий контракт агентства запрещает как клиенту, так и модели многое, в том числе – распускать руки.
Я презрительно фыркаю.
