– За недельку? – Я не верю своим ушам. – Через девять дней мы играем с Гарвардом.
– Значит, у команды будет два дня, чтобы потренироваться в новом составе, – говорит тренер. – Гаспар – сильный игрок. Ловкий, изворотливый и скользкий, как мыло. Я доволен теми результатами, которые он показывает на тренировках. Да, он не так быстро соображает как ты, и его нервишки немного разболтаны, но парень чертовски талантлив. Побольше бросковой практики, поменьше жалости к себе, и он будет лучшим в своем деле.
Я смотрю на него в полном шоке.
Он что, обнюхался?
– Сынок, если мы не возьмем его в стартовый состав, то он заявит на тебя в полицию, очень громко заявит, и мы столкнемся с проблемами посерьезнее, чем одна сраная замена.
Наконец, на меня наваливается понимание.
Твою мать.
– Ублюдок выкатил ультиматум, так ведь?
У Маккартни дергается челюсть.
– В разговоре со своим тренером не используют такие слова, Каннинг.
– Никаких копов и шумихи в прессе, взамен на место в стартовом составе? – спрашиваю, игнорируя замечание.
– Или он входит в основу, или ты выходишь из нее, – раздраженно отвечает тренер, тем самым подтверждая мои догадки.
Я опускаюсь в кресло, упираюсь локтями в колени и тру руками лицо. Разбитая губа пульсирует в такт быстрому биению сердца.
– Чье место он займет?
– Заменит четырнадцатого. – Он поднимает руку и проводит ладонью по лысой голове, сверкая массивным золотым «ролексом» на запястье. – Пирсон до сих пор как следует не восстановился после разрыва мениска. Пусть еще немного отдохнет, пока все это дерьмо не уляжется, а там посмотрим.
– Принимающего?
[77] – с ужасом спрашиваю я. – Да это же самоубийство! На носу одна из важнейших игр сезона, а мы выпустим в нападении кудрявое чучело с дырявыми руками? Черт, да моя бабуля за утренней газетой ходит быстрее, чем это недоразумение бегает! Гарвард нас просто размажет. Как в прошлом сезоне. И в позапрошлом. Третье поражение подряд обрушит все наши рейтинги!
– Выдохни, парень.
Я делаю глубокий вдох. Выдох. Но уровень моей злости от этого не понижается. Мне хочется сломать что-нибудь, чтобы выпустить пар.
– Мы проиграем.
– Необязательно. Внесешь изменения в схему нападения, отработаете корректировки…
– Вы ставите слишком многое на волю случая! – перебиваю я.
Маккартни бьет кулаком по столу, от чего серебряная рамка с фотографией его покойной жены падает изображением вниз.
– Если вы проиграете, это будет только твое поражение, Каннинг! – Вены на его шее и висках вздуваются так, что кажется, будто вот-вот лопнут. – Какого дьявола ты вообще на него полез?
Я не отвечаю – слишком зол, чтобы подбирать «хорошие» слова.
Какое-то время тренер молча наблюдает за мной, задумчиво потирая тяжелый подбородок, затем отталкивается от стола и подходит ближе. Выражение сурового лица меняется от гнева к обеспокоенности.
– Покажи свои пальцы.
Я вытягиваю руки ладонями вниз и БигМак внимательно осматривает каждый палец, сгибая и разгибая его.
Брюс Маккартни лучший тренер, с которым мне доводилось работать. Решения, которые он принимает, обычно отличаются беспристрастностью и непредсказуемостью. Он может похвалить при поражении, или надавать по яйцам после победы. Маккартни не из тех, кто будет дотошно копаться в твоем дерьме, но всегда найдет парочку нужных слов, если ты в них нуждаешься. Поэтому многие «Пираты» считают его вторым отцом.
Для меня же он ближе, чем первый.
– Переломов нет, – отмечает тренер, и его широкие плечи расслабляются со вздохом облегчения.
– Я могу идти?
– Только после того, как расскажешь, чем вызван сегодняшний бунт. – Он возвращается к столу и тяжело опускается в большое белое кресло. – Сынок, меня не волнует, что вы там не поделили с Бартезом, но если я отдаю приказ, его нужно выполнять.
– Да, сэр. Этого больше не повторится.
– Я не спрашиваю, повторится ли это, я спрашиваю чем вызван «пиратский» бунт? – Он недовольно хмурится, когда я не отвечаю. – Ты что, хочешь, чтобы и вечерняя тренировка превратилась в беговой марафон?
– Нет, тренер.
– Протест был в твою честь?
Я сжимаю челюсти.
– В честь одной девушки, которую этот вонючий кусок дерьма пытался унизить.
– Каннинг.
– Простите, сэр, – раздраженно вздыхаю я.
Тяжело притворяться хорошим бойскаутом, когда внутри все кипит от злости.
Маккартни откидывается на спинку кресла, принимая задумчивое выражение.
– Должно быть, эта девушка особенная, если ее честь отстаивает целая футбольная команда.
Мои губы дергаются в улыбке.
– Так и есть.
– Твоя?
– Да, сэр.
– Хорошо. – Он ухмыляется. – Надеюсь, мне не нужно читать тебе лекцию о защите?
Моя улыбка становится шире.
– Нет, тренер.
– Слава Богу. Тогда отправляйся вслед за Бартезом к доктору Флоренс на осмотр. Утренней тренировки не будет. Вместо нее твой отряд джентльменов прямо сейчас наматывает вокруг поля круги.
– Мне не нужен осмотр, тренер. – Я выпрямляюсь и разминаю шею. – Я в полном порядке и хочу присоединиться к команде.
– Тогда какого хрена ты до сих пор здесь стоишь? – спрашивает Маккартни, и в его голосе звучит что-то отдаленно похожее на гордость.
Глава 32. Хантер
– Мисс Брэдшоу, – обращается ко мне декан Одли, когда за мной закрывается дверь. – Пожалуйста, присаживайтесь.
Он указывает на стул перед своим большим столом. Я снимаю рюкзак, сажусь и осматриваюсь.
Кабинет Одли обставлен просто, но дорого. Единственное большое окно выходит на Центральную площадь. Стены украшают полированные деревянные панели, из того же материала изготовлена мебель: стол, стеллаж и книжный шкаф, забитый по большей части юридической литературой. В воздухе пахнет воском и хвойным мужским парфюмом.
Декану Одли на вид около шестидесяти. Темнокожий, коренастый, с добрыми чертами лица и уставшими карими глазами. Высокий лоб прорезан тремя глубокими поперечными морщинами. Резкий контраст курчавых седых волос и почти черной кожи создает впечатление, будто над его головой парит маленькое облако.
