– Что ты готовишь? – спрашиваю я, выставляя на сенсорном экране плиты необходимую температуру.
– Лаймовый пирог.
На меня наваливается знакомая пустота. Я отворачиваю голову в сторону и сосредотачиваю внимание на пятне от черного маркера на столе, за которым Джей иногда рисует свои скетчи.
– Эй, ты в порядке? – Ее маленькая теплая ладонь ложится мне на плечо.
– В полном.
– Уверен?
– Конечно. Просто… – Я поворачиваюсь к ней. – Почему ты решила приготовить именно его?
Она пожимает плечами.
– Я родилась в Ки-Уэст, где лаймовый пирог является второй религией.
Я улыбаюсь.
– А что является первой?
– Петухи, – фыркает Хантер, и мы оба смеемся.
– Моя мама тоже любила печь лаймовые пироги. – Я поднимаю руку к ее лицу и касаюсь ладонью щеки, незаметно смахивая с нее крошки крекера. – Ни одно семейное торжество, будь то день рождения или Рождество, не обходилось без этого коронного блюда. Пирог всегда получался очень сладким, и нам с отцом приходилось запивать его огромным количеством чая, но все равно таким чертовски вкусным.
– Уверена, гораздо вкуснее моего.
– Необязательно.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Атмосфера между нами становится напряженнее. Хантер опускает взгляд на мой рот и облизывает губы, ускоряя мой пульс. В голове проносится сотня образов того, что я могу сделать с этими сладкими, лживыми губами. И большая часть меня жаждет пойти в атаку. Моя ладонь скользит по ее щеке вниз к гладкой шее, и большой палец грубо приподнимает подбородок. Хантер делает короткий вдох. Этот звук как мольба.
Остановись, идиот.
Просто, на хрен, остановись.
Резко опускаю руку и засовываю ее в карман спортивных штанов. В безопасную зону. Хантер отводит взгляд в сторону. На ее лице читается раздражение, смешанное с разочарованием.
Интересно, а чего она ожидала после всей этой херни с моим отцом? Что я просто проглочу это дерьмо и закушу его гребаным пирогом?
Хантер возвращается к столу. Протыкает зубочисткой дырки в тесте, застилает корж пергаментной бумагой и сверху для груза насыпает рис. Наклоняется, чтобы поставить форму в духовку, ее юбка задирается, и я вижу черную ткань трусиков. Они кружевные.
Ох, сладкий грешный ад…
Мой член дергается. Твердеет. Яйца, которые с момента знакомства с Хантер потяжелели тонн на восемь, болезненно напрягаются. Все тело буквально гудит от потребности нагнуть Хантер над обеденным столом, задрать этот крошечный кусок джинсовой ткани и вколачиваться в нее до потери сознания. Я умираю от желания снова увидеть ее голой, с пылающими щеками, выкрикивающей между стонами мое имя. И я не могу выразить словами, насколько я раздражен, что мы сейчас не можем зайти дальше.
Брэдшоу заводит меня как никто другой. Но не только мой член нуждается в ней. Сердце тоже. Потому что Хантер не из тех, кого можно просто трахнуть и забыть. Это определенно история с продолжением. В моих больных фантазиях, – с продолжением длиною в жизнь.
Закрываю глаза от смешанных чувств возбуждения, раздражения и боли, и прислоняюсь лбом к подвесному шкафчику, который оказывается божественно прохладным по сравнению с моей разгоряченной кожей. Протянув руку вниз, поправляю стояк и выдыхаю, в попытке собрать жалкие остатки самообладания.
Ближайшие планы на вечер: дрочить до тех пор, пока не отвалится член.
– Хочу, чтобы ты знала: я никому не рассказывал о твоей работе в эскорте. Вообще никому. Тем более Кайле.
Хантер выпрямляется и разворачивается ко мне.
– Я знаю.
– Откуда?
– Не важно.
– Еще как важно.
Она глубоко вздыхает.
– Стерва раскошелилась на какого-то местного Ниро Вульфа
[73].
– Кайла наняла частного детектива? – удивленно переспрашиваю я. – Она что, совсем выжила из ума?
– Не знаю. – Хантер скрещивает руки на груди. – Тебе виднее. Ты же с ней трахался.
– Ладно, я поговорю с ней.
– Нет, Чейз. Я не хочу, чтобы ты даже близко к ней приближался.
– Ревнуешь?
– А если и так?! – с раздражением выпаливает она.
Я улыбаюсь про себя.
Хантер. Ревнует. Меня.
Почему это так охренительно приятно?
– Окей. Тогда я хочу, чтобы ты немедленно переоделась.
Она прищуривается.
– Так попроси меня об этом.
– Пожалуйста, Хантер, переоденься. – Я понижаю голос до рыка. – И отдай мне это жалкое подобие юбки, чтобы я мог ее сжечь.
– Мне нравится эта юбка. – Вступает в игру ее ослиное упрямство.
– Она даже задницу твою не прикрывает!
– Это чтобы тебе было удобнее ее целовать.
У меня вырывается хриплый стон.
– Господи, ты иногда просто невыносима.
– Иногда? – Брэдшоу подходит ближе, хватает меня за шею и облизывает мое лицо от подбородка до носа. – Теряю хватку.
– Хантер…
Она отстраняется, невинно улыбаясь.
– Пармезан.
Я моргаю, окончательно сведенный с ума. Подборок, нос, губы, член – все пылает огнем.
– Что?
– У вас есть пармезан? Никак не могу его найти.
– Э-э-э… Нет. Кажется, нет. Но я могу съездить и купить, если нужно.
– Нужно.
– Окей. Что-нибудь еще?
Ее улыбка становится мягче и теплее.
– Греческий йогурт и протеиновый батончик с кешью и миндалем.
– И все?
– И все.
– Хорошо.
– Только надень футболку! – кричит она мне вслед.
Глава 29. Чейз
Я возвращаюсь из магазина с тремя бумажными пакетами в руке. По пути на кухню жадно вдыхаю фантастический аромат лаймового пирога, который мысленно переносит меня домой, в самые счастливые дни моей жизни. От приятных воспоминаний внутри разливается тепло.
На кухне рядом с Хантер стоит Джей. Они не разговаривают, но их молчание не кажется каким-то неловким или напряженным. Оба выглядят довольно расслабленными. Хантер раскладывает по тарелкам еду, а Банди заправляет кофемашину. Очевидно, Джею комфортно находиться рядом с ней. Иначе его бы здесь не было.
