К счастью, среди девушек-активисток нашлась одна, Анна, которая умела хорошо рисовать и на всякий случай сделала несколько плакатов про запас. В итоге Кати досталась жутковатая картинка с мертвой вороной: птица лежала на спине, раскинув крылья и открыв клюв, а вокруг шеи запуталась пластиковая держалка для пивных банок. Надпись над мертвой птицей гласила: «Кто следующий?». Художница рассказала ей, что ежегодно тысячи птиц гибнут в таких вот ловушках и их изготовление срочно нужно запретить. Да и вообще пластик разлагается десять тысяч лет – это сколько же невинных птах может сгубить одна такая держалка? Но Кати подозревала, что Анна просто хотела нарисовать мертвую ворону. Получилось, кстати, весьма натуралистично.
– Они, конечно, станут тебя запугивать, – продолжила наставления Джулия. – К этому нужно быть готовым. Они будут кричать, сигналить, угрожать и даже делать вид, что пытаются тебя раздавить, но не стоит вестись на это. Все блеф. Представь, что ты стоишь в защитном круге, ну знаешь, как во всех этих историях про демонов…
Она вдруг замолчала. По лицу скользнула тень, словно над головой пролетела большая черная птица, левое веко дернулось. Впрочем, она быстро взяла себя в руки и даже улыбнулась. Кати отвела взгляд.
По некой молчаливой договоренности о том, что случилось в торговом центре, они не разговаривали. Вернее сказать, Кати несколько раз пыталась поднять эту тему, но стоило ей заикнуться про Яниса, или про рынок гоблинов, или еще про что-нибудь такое, Джулия мгновенно закрывалась, как устрица в раковине. Только хлопала глазами и делала вид, что не понимает, о чем речь. В какой-то момент Кати даже подумала, будто Джулия забыла о том, что случилось, или же смогла заблокировать эти воспоминания. Где-то она читала, что так бывает. Мол, когда человек сталкивается с чем-то ужасным или невозможным, в голове включаются защитные механизмы. Но потом она решила, что вряд ли это случай Джулии: иначе бы она не мрачнела так лицом и у нее не начинался бы нервный тик всякий раз, когда разговор касался «запретной» темы. И Кати старалась держать язык за зубами, чтобы не сболтнуть лишнего.
Она знала, что Джулия отыскала своего настоящего брата, который, как выяснилось, все эти годы преспокойно жил с матерью в другом городе. Пару раз они даже созванивались, но дальше разговоров дело не пошло. А вот ходила ли Джулия в торговый центр после всего, что там случилось, Кати была не в курсе. Сама она обходила это место стороной.
– В общем, будь храброй.
Джулия положила руку ей на плечо и легонько сжала пальцы. Не сказать, чтобы это добавило Кати уверенности, но приятно осознавать, что она не одна – по крайней мере, здесь и сейчас. Так же приятно, как думать о том, что она не просто вышла погулять по окраинам, а делает правильное и важное дело. Рискует собственной жизнью ради чего-то настоящего. И плевать на то, что ее била нервная дрожь, она…
– Главное, чтобы они не увидели, что ты испугалась, – сказала Джулия. – Они же как звери чувствуют страх и слабость. Заметят – пиши пропало. Поэтому не забывай: ты здесь главная. Ничего не бойся. Это они должны тебя бояться. Усекла?
– Вроде бы, – вздохнула Кати. Легко сказать «ничего не бойся». А если по жизни она распоследняя трусиха, что тогда?
– Эй! – сказала Джулия. – Что-то я не слышу бодрости и энтузиазма. Не дрейфь, держи хвост пистолетом и все такое. Я бы дала тебе глотнуть для храбрости, но это противозаконно. А нам не нужны проблемы. Ни в коем случае нельзя дать им повод хоть к чему-то прицепиться. У них есть деньги, а значит, и самые дорогие адвокаты. Мы ходим по лезвию ножа.
– Я бы все равно отказалась, – сказала Кати. – Я не пью.
– Вот и славно, – кивнула Джулия. – Ты у нас и без выпивки такая храбрая, что мы все тебе завидуем. Честно-честно.
Она вытянула шею, высматривая что-то за спиной у Кати. И вряд ли мусоровоз: о приближении грузовиков становилось известно задолго до их появления. Сперва по густому басовитому реву моторов, после слышалась гнилостная вонь отбросов, и лишь затем появлялись машины. Сейчас же ничего такого не было; в спящем лесу за обочиной громко перекрикивались сороки.
День выдался морозный. Северный ветер в кои-то веки разогнал серую хмарь и теперь гнал по небу неряшливые ошметки облаков. Словно кто-то выпотрошил огромную плюшевую игрушку и забросил набивку высоко-высоко, выше макушек самых высоких деревьев. От таких облаков настоящего снега вовек не дождешься, разве что изредка с неба сыпалась хрустящая ледяная крупа, горсть-другая, но не больше. Кати из-за этого злилась. Сколько можно? Скоро уже середина декабря, и когда же наконец выпадет первый снег? Сколько еще ждать, когда каменный наконечник стрелы с ней заговорит?
– Ага, – сказала Джулия, растирая замерзшие красные ладони. – Ну, вот и еще один решил присоединиться. Сегодня прямо день новичков.
Кати обернулась и прищурилась против бледного солнца. По обочине дороги шагал невысокий плотный мужчина в длинном черном пальто и вязаной шапочке, натянутой по самые уши. Лица против света Кати не разглядела, только очки блеснули, как две золотые монеты, тем не менее мужчина показался ей знакомым.
– Это же… – Кати прикусила язык. Она вдруг почувствовала странную слабость в коленях, и мелькнула мысль, не убраться ли отсюда куда подальше.
Мужчина остановился и приветственно взмахнул рукой. Джулия помахала ему в ответ.
– Доктор Салазар, – закончила Кати упавшим голосом.
После Герберта это был последний человек, которого бы ей хотелось сейчас видеть. Кати повернулась к Джулии.
– Что он здесь делает?!
– То же, что и все мы. – Джулия немного растерялась. – Хочет спасти лес и избавиться от этой горы отбросов. А вы знакомы?
Кати неуверенно кивнула.
– Доводилось встречаться. Так, виделись пару раз.
Джулия окинула Кати взглядом:
– Ну, кто бы сомневался? Как говорится, все мы здесь не в своем уме – и ты, и я.
– В смысле? – напряглась Кати. Ей не понравился насмешливый тон подруги.
– В смысле, он мой психиатр, – смутилась Джулия. – Не помню, говорила ли я тебе, но у меня есть судебное предписание… Скажем так: после одной не самой удачной акции. Раз в месяц я должна проходить освидетельствование. Я знаю людей, которые спят и видят, как бы упрятать меня в психушку. Но Хайме нормальный мужик, он на такое не пойдет. Мне кажется, он немного за мной ухлестывает, но ничего такого. Хотя, возможно, я просто превратно толкую профессиональную вежливость, потому что он мне нравится.
Она снова помахала Салазару, хотя в этом не было особой нужды.
– Давайте скорее, Хайме, присоединяйтесь! Вы как раз вовремя!
Кати захлопала глазами.
– Ухлестывает?! Нравится?! Но… Он же старый!
– Не такой уж и старый, – надулась Джулия. – Ему и сорока еще нет. У моих родителей разница в возрасте куда больше, а, знаешь ли, дурной пример заразителен.
