— В чем вообще смысл? Оракул, по крайней мере, мог бы предупредить нас о свободной воле. Тогда чжунцы не отнеслись бы к этому дерьму так серьезно.
— Он и предупредил.
Тайши нахмурилась:
— В священных текстах об этом не сказано.
— Оракул предупредил, что пророчество не освобождает людей от ответственности. Люди должны поступать правильно, чтобы достичь желаемого результата. Он знал, что свободная воля может отклонить пророчество с пути. Поэтому он обратился напрямую к императрице Исанне с просьбой посещать святилище каждые девятнадцать лет, чтобы выслушать новые откровения. Он надеялся, что его прозрения помогут проложить верный курс.
— И что случилось?
— Никто к нему не приехал.
Тайши не поверила своим ушам.
— Что значит «никто не приехал»? Даже если императоры решили наплевать на пророчество, как это допустили монахи Тяньди?
Сану развел руками.
— Монахи тоже люди. Они склонны ошибаться и падки на мирские соблазны.
— Будь я проклята, если это не окольный способ сказать, что их подкупили.
Настоятель с тоской взглянул на нее.
— Подкуп — слишком сильное слово. Перемены бывает трудно принять. Июэ, сын Исанны, посетил оракула девятнадцать лет спустя. К тому времени культ Тяньди распространился по всем Просвещенным государствам и стал основной религией Чжун. Впервые в истории он объединил народы. Люди с восторгом приняли весть о Предреченном герое, который поведет их к победе над смертельными врагами — катуанскими ордами и страшным Вечным Ханом. Император Июэ совершил паломничество, едва взойдя на престол. Ему не понравилось то, что он услышал. Он еще не набрал силы в Совете и боялся, что начнутся беспорядки, если его подданные узнают, что их вера покоится на песке. Июэ заключил договор с верховными служителями Тяньди: отныне они во имя мира и спокойствия должны были скрывать новые откровения оракула, чтобы люди оставались по-прежнему сплоченными.
Тайши почувствовала, как у нее вскипает кровь.
— Почему монахи Тяньди согласились? Религиозные догмы и пророчество — это не предмет для обсуждений! Что император предложил им?
— Как вы думаете, почему в каждом городе Просвещенных государств стоит такой большой и роскошный храм Тяньди?
Тайши замолчала, но ненадолго.
— Пророчество вовсе не разрушено. Люди — ленивые безмозглые глупцы, — с отвращением произнесла она.
— Наши судьбы — в воле неба, — сказал Сану, успокаивающе кладя руку ей на плечо. — Верьте в Тяньди. Пусть божественные силы действуют своими способами. Река Судьбы вынесет нас, куда нужно.
— Не трогайте меня!
Настоятель хотел как лучше, но попытки успокоить ее только взбесили Тайши. Все, от настоятелей и князей до ничтожных учителей Цзяня и проклятого императора, умершего пятьсот лет назад, просто искали повода ничего не делать.
— Лучше спихнуть дело с рук, чем сразу дойти до сути и принять сложное решение. Пусть с ним разбираются будущие поколения, — посетовала она сквозь зубы.
И тут вдруг ее осенило. У Тайши вспыхнули глаза. Она ухватила настоятеля за одеяние.
— Отведите меня к источнику. К оракулу. Если его все еще посещают видения, он может знать, что делать дальше. Это он втянул нас в неприятности, так пусть поможет выпутаться.
Сану не выказал страха, когда его встряхнули, словно тряпичную куклу.
— Боюсь, это невозможно. Оракул больше не дает советов.
— Пусть постарается! — прорычала Тайши. — Мне нужны ответы. Я перечеркнула всю свою жизнь, чтобы спасти Предреченного героя. Наши головы под угрозой. На худой конец, я хочу услышать из уст оракула, что Вэнь Цзянь, воин пяти Поднебесных, ныне свободен от своего предназначения!
— Как ты смеешь прикасаться к настоятелю? — взревел Пахм, устремляясь к ним.
Тайши задумалась: хватит ли у великана ума остановиться, прежде чем рухнуть с обрыва? Отчасти ей хотелось это выяснить.
Сану отмахнулся.
— Нет, брат Пахм, все в порядке. Мы с мастером Линь оживленно беседуем.
Монах остановился и устремил на Тайши ледяной взгляд.
— Советую тебе отпустить его.
Тайши вдруг вспомнила, где находится и с кем имеет дело. Было совершено много ошибок, но сваливать все на настоятеля не стоило. Она со стыдом разжала руки.
— Прошу, простите меня, настоятель. Я поступила дурно.
Сану, казалось, решился.
— Я вижу, вы не успокоитесь, пока не добьетесь встречи с Его Святостью. Предупреждаю: вам не понравится то, что вы увидите.
— Мне все равно, что я увижу. Важно то, что я услышу. Если обстоятельства так сильно изменились за пятьсот лет, быть может, кому-то нужно наконец внимательно выслушать оракула и повернуть на прежний курс. Сделать так, как было предназначено с самого начала.
Настоятель встал и оправил одеяние.
— Хорошо. Я отведу вас к нему сейчас же. Но вероятно, он вам не ответит.
— Посмотрим, — пробормотала Тайши.
У Ханьсу вырвался утробный рык.
Все трое вновь спустились по лестнице и вернулись в храм. На кухне суетилась целая армия слуг, готовя еду для обитателей святилища. Запах жареной утки и бульона с яйцом щекотал ноздри. Несколько монахов сидели в ряд за длинным столом, лепя клецки. Двое братьев помладше бросались друг в друга мукой, а остальные их весело подначивали. Вот-вот должна была вспыхнуть настоящая битва, но тут один из поваров, сердито ворча, отобрал у юношей миски. Тайши, несмотря на скверное настроение, улыбнулась. Она всегда считала адептов Тяньди такими серьезными и суровыми.
Они шагали по главному коридору, когда столкнулись с сияющей Цофи, которая, видимо, возвращалась из гончарной мастерской. Она стала гордой владелицей бесформенного изделия, которое напоминало сильно увеличенный ночной горшок.
Девушка несла его, держа двумя руками и стараясь не споткнуться.
— Смотрите, что я сделала!
— Пригодится, если у тебя будет недержание, — сухо заметила Тайши.
— Это кувшин для воды!
— Какая разница?
Цофи нахмурилась, глядя на серьезные лица Тайши, Сану и Пахма.
— Куда вы идете?
— Мастер Линь пожелала увидеться с оракулом.
У Цофи расширились глаза.
— А мне можно?
— Почему бы и нет. По крайней мере, составишь компанию Пахму.
Монах, до сих пор шагавший с кислым видом, просветлел при виде Софи и охотно забрал у девушки горшок. Они принялись оживленно болтать, совсем забыв о Тайши и Сану.
Тайши надеялась, что отношения Цофи и Пахма ограничатся дружбой. Она не понаслышке знала, что такое любовь к человеку, который дал обет верности своей религии.
