Она зашагала по главной улице и почти в самом ее конце обнаружила знак цветка. Там шла небольшая свадебная процессия — двое молодых людей, очаровательная пожилая чета (очевидно, во втором или третьем браке), окруженная многочисленными внуками, и три женщины танцевали под бой нескольких барабанов-тууров. Сали смешалась с прочими зрителями и похлопала себя ладонью по груди в такт барабанам, когда шествие проходило мимо. Людей на празднике было немного, и настроение не самое радужное, однако Сали понравилось, что традиции по-прежнему чтут. Оседлые, к счастью, это позволяли, невзирая на свои более строгие верования. Недоставало лишь свадебных одеяний да участвующих в процессии лошадей, но тут уж ничего не поделаешь…
Сали снова сверилась с запиской и продолжила поиски, обходя дом за домом. Она испытала четырехлетнего ребенка в комнате на втором этаже, где ютились три семьи. Затем — девочку, работавшую в лавке, где продавали конину, конский волос и сухожилия. Следующим оказался подмастерье кирпичника. Сали взглянула на навоз, густо покрывавший его руки, лицо и тело, и немедленно решила, что вернется попозже — после того, как он хорошенько вымоется.
Сали успела обойти всех по списку и уже заканчивала испытание дочери травницы, когда в животе у нее заурчало. Она до сих пор ничего не ела. Почему она постоянно об этом забывала? Наверное, дело было в Зове. Он до сих пор не ослабел. Наоборот, он стал таким сильным, что заглушил остальные чувства. Сали зачастую не ощущала никаких телесных потребностей, только грызущее, мучительное желание бросить все и бегом броситься в Шакру.
Как только Сали подумала о своем пустом желудке, голод властно напомнил о себе острой болью в животе. Она поморщилась, разговаривая с матерью девочки.
Травница заметила, что ей не по себе.
— Ты здорова, Искатель Души?
— Да, — ответила Сали сквозь зубы.
Но травницу было не обмануть. Она взяла Сали за руку и сжала ее, пытаясь что-то понять.
— Ты страдаешь от утраты?
— Нет, ничего подобного. Просто… — Сали сама не знала, как описать свое влечение. Она попыталась высвободить руку, но у травницы оказалась крепкая хватка.
— Значит, пристрастие? — женщина сочувственно взглянула на нее. — Не стыдись искать помощи. Я не раз уже лечила воинов. В последнее время многие борются с дурными привычками.
Дурные пристрастия считались грехом среди ее сородичей. Но, возможно, травница и впрямь знала, что делать. Сали наклонилась к ней и, понизив голос, произнесла:
— Нет ли у тебя средства для подавления желаний?
Женщина кивнула:
— Какого рода желаний? Чжунская выпивка? Веселящий дым? Опиум? Лечение зависит от способа опьянения.
— Ничего подобного. Это скорее душевное…
Нехорошо, если по городу пойдут слухи о том, что местный Искатель Души страдает от дурной привычки.
— Пристрастие к игре? Жестокость? Жажда убийства? Постельные…
— Нет, нет.
Это был бессмысленный разговор.
— Простите, госпожа травница, я зря трачу ваше время. Я как-нибудь справлюсь.
— Подождите, пожалуйста.
Травница заспешила к многочисленным деревянным ящикам и быстро вернулась, неся в одной руке чашку, а в другой — маленький флакончик.
— Листья крысохвоста и ястребиная кровь. Две щепотки в чай или горячую воду каждое утро. Не больше одной чашки за раз. Душа успокоится почти на целый день.
Сали стояла неподвижно.
— Сколько стоит?
Травница поставила то и другое на стол.
— Считайте это моим вкладом в поиски Вечного Хана.
Сали попробовала напиток — легко можно было догадаться, какой вкус он имел, учитывая крысохвост в составе. По ее телу растеклось тепло, а за ним немедленно последовал покой. Мучительное влечение ослабело, и прежние телесные ощущения вернулись. Сали до сих пор даже не подозревала, что у нее чешется нога.
Она сделала глубокий вдох.
— Спасибо.
— Приходи, если понадобится еще, Искатель Души.
Сали некоторое время стояла в дверях, мысленно прокручивая случившееся в голове. Она никогда не понимала в полной мере, сколь важную роль играют для ее народа Искатели. Непривычно было видеть чужую признательность. Сали не встречалась с ней, будучи Волей Хана и Броском Гадюки, потому что почти не входила в общение с низшими кастами. Теперь, когда она бродила среди простых людей, отношения с ними казались странными, но не лишенными приятности.
Сали вышла из лавки и зарысила — даже почти побежала — к ближайшему уличному торговцу. Теперь, когда в голове у нее прояснело, она поняла, что умирает от голода. Она взяла по порции каждого блюда и, как только торговец передал ей миски, проглотила всё, не ощутив вкуса. Рис был пресным, в пряном супе с лапшой недоставало лапши (да и пряностей, если на то пошло), мясо отнюдь не походило на конину, и Сали предпочла не задумываться, из чего сделаны так называемые овощные пирожки. Впрочем, это все было неважно.
Она воздерживалась от замечаний, пока не проглотила последний кусочек, а потом дала себе волю:
— Ну и дрянь. Что я такое съела?
Торговец отвечал, не моргнув и глазом:
— Да уж, судя по тому, как вы очистили миски, еда вам совсем не понравилась. Хотите добавки?
— Хочу, дружище, — честно сказала Сали. — Все это похоже на нашу еду, но на вкус совсем другое. Интересно почему?
Торговец вздохнул:
— Я ведь был старшим поваром у вождя Фушаня. А здесь крутись как хочешь без подходящих припасов. В Цзяи нет трав, которые растут у нас, вот я и обхожусь тем, что привозят в город оседлые.
Сали скривилась:
— Чжунская кухня — сущий ужас.
— Согласен, — ответил торговец и протянул руку. — Девять медных лянов.
Она заплатила без возражений.
Так прошли и следующие несколько дней. Тот же мальчуган являлся к ней рано утром с новым списком. Сали прочесывала очередной кусок квартала, а затем подходила к очередному уличному торговцу. К сожалению, повар из Фушаня, с которым она познакомилась в первый день, оказался среди них лучшим, так что Сали сделалась его постоянной клиенткой.
До конца недели она обыскивала Катуанский квартал. Мали, которой уже исполнилось семнадцать, должна была появиться в списке. Возможно, под чужим именем. Сали воображала, как входит в очередной дом, чтобы провести испытание, и встречает на пороге Мали. Они расплачутся, Сали подхватит Веточку на руки и закружит ее, как в детстве, а ночью, в сиянии трех лун, они тихонько уедут.
Сали не утрачивала надежды вплоть до того самого утра, когда посыльный сообщил, что осталось только двенадцать детей. Когда она испытала последнего ребенка, трехлетнего малыша, горе наконец ее настигло. Колени подогнулись, все тело сотрясли рыдания. Мали нигде не было. А значит, она, скорее всего, сгинула вместе с Незрой, погибла, когда пленных гнали в Цзяи, или скончалась от болезни в этом проклятом городе. Ее бесценная, прекрасная Веточка ушла навек вместе с другими родичами. Сали осталась одна-одинешенька в мире.
