— Теперь понятно, почему вы так изящны, — сказал Цзянь. — Знаете, хоть вы никогда об этом и не мечтали, у вас все очень неплохо сложилось. Могло быть гораздо хуже.
— Или гораздо лучше. Я мог стать новой звездой академии Сунгуа. Кто знает? Честно говоря, я ни о чем не жалею. — Судя по голосу, Синьдэ все-таки об этом жалел. — Здесь мне живется хорошо. Мастер Гуаньши обращается со мной как с сыном, которого у него никогда не было. Тетушка Ли ласкова со мной как мать, которой никогда не было у меня.
— Да, иметь мать и отца — это счастье, — с тоской произнес Цзянь.
По крайней мере, у Синьдэ были родители.
Старший ученик смотрел в небо, глубоко задумавшись.
— Семья — это не только мать и отец, муж и жена, родитель и ребенок. Отец считает меня лишь средством для передачи семейного имени. Мачеха перестала меня замечать в тот день, когда поселилась в нашем доме. Не кровь, а любовь и уважение создают семью. Иногда она возникает там, где не ждешь…
Старший ученик имел в виду Лунсянь — или нет? Цзянь ничего не понимал. При мысли о родителях, которых он не помнил, ему стало больно и одиноко. Он решил поговорить о чем-нибудь другом.
— А что такого сделал Кейро? Я никогда не видел, чтобы вас мог так подкосить один удар. На занятиях вам доставалось и сильнее!
Синьдэ грустно улыбнулся и постучал себя по виску.
— В том-то и штука. Занятия и турниры — это все понарошку, не всерьез. Там есть правила и ограничения. Участники по большей части не хотят покалечить друг друга. Уличные драки — совсем другое дело. Ни судей, ни правил, ни ограничений, ни защитных жилетов. Оружие настоящее и очень острое. До сих пор мне везло. Репутация спасала меня от участия в уличных стычках. Я просто приходил и приказывал драчунам разойтись. А когда все-таки приходилось драться, я оставался целым и невредимым. — Его голос дрогнул. — Мне ненавистно насилие, Гиро, и я с детства боюсь драться. Отец думал, что Лунсянь избавит меня от страха. Я тоже так думал. У меня даже родилась одна уловка. Когда завязывалась настоящая драка, я внушал себе, что это турнир. Но когда Кейро схватился за саблю, убедить себя не удалось. Я испугался… и оказалось, что этот фокус больше не работает. Что-то внутри меня сломалось.
Цзянь старательно смотрел в сторону. Что сказать человеку, который признался в собственной трусости? Он всегда считал Синьдэ храбрецом. Старший ученик был сильным и смелым, его все боготворили. Половина учеников Лунсяня мечтала стать таким, как он, а другая половина — сражаться рядом с ним. Возможно, Синьдэ нуждался в том, чтобы ему об этом напомнили. Цзянь мог сказать ему, что он ошибается, что он вовсе не трус. Или даже помочь Синьдэ преодолеть себя. Не потому ли старший ученик признался? Не надеялся ли он, что Цзянь поделится личным опытом преодоления страха?
Но больше всего Цзяню хотелось изобразить немого и просто переждать этот неприятный разговор. Сделать вид, что ничего не произошло. Он мучительно рылся в своих мыслях и в конце концов сказал первое, что пришло на ум:
— Ого… это скверно. Сочувствую.
К его удивлению, на лице Синьдэ отразилось искреннее облегчение.
— Спасибо, Гиро.
Цзянь вопросительно склонил голову набок. А старший ученик продолжал:
— Так приятно встретить человека, который не думает, что мне непременно надо измениться. Так приятно наконец кому-то признаться.
Цзянь ничего не понимал. На его взгляд, Синьдэ надо было измениться… но Цзянь промолчал.
Старший ученик тяжело вздохнул:
— А ты, Гиро? Что за тайну ты хранишь? Я помню ту драку. Ты уж точно не новичок.
Теперь Цзяню настала очередь объясняться; хоть он до некоторой степени и доверял Синьдэ, но знал, что открыть всю правду нельзя. Они обменивались секретами, но есть разница между «я трус» и «я главный предмет поклонения нашей религии».
Тайши предупредила его, что он не умеет врать. Поэтому Цзянь решил сказать правду — но далеко не всю.
— Вы правы, — произнес он. — Я не тот, за кого себя выдаю. Меня преследуют, вот я и прячусь.
— Вряд ли ты шпион, — задумчиво сказал Синьдэ. — Приемам, которыми ты владеешь, не учат в местных школах. Ты как будто сочетаешь несколько стилей. Похоже, тебя обучали разные наставники.
Он неожиданно попал в точку. Цзянь вздрогнул.
— Возможно…
Синьдэ устремил на него внимательный взгляд, словно рассчитывал постичь истинную сущность Цзяня.
— Сын вельможи. Я так и знал. Руки у тебя слишком нежные для уличного мальчишки.
— Неправда! — воскликнул Цзянь, показывая обе ладони. — Вот мозоли!
Синьдэ фыркнул.
— Да, от оружия. И говоришь ты слишком правильно… — Он хитро улыбнулся. — Стало быть, я прав.
Впервые со дня прибытия в Цзяи Цзянь почувствовал себя важной особой.
— Возможно.
Синьдэ потер руки.
— Как интересно. Ты в родстве с кем-либо из князей?
Цзянь покачал головой.
— Ага. Когда ты говоришь «нет», это значит нет. Когда ты говоришь «возможно», это означает да. Твои родители — придворные Сунри?
— Нет. То есть… нет, вы правы. Нет.
Умный сукин сын.
Старший ученик в восторге продолжал:
— Значит, ты из другого княжества. Ты не похож на жителя востока, но, несмотря на возраст, достаточно опытен, чтобы задать Кейро трепку. Лауканские вельможи редко обучают своих детей военному искусству… — Синьдэ щелкнул пальцами. — Я видел, как ты, стоя на стене, указывал на север. Ты из Шуланя!
— Возможно…
Это было даже слишком просто.
Синьдэ улыбнулся.
— Ты говоришь, что тебя преследуют. Ты что, сбежал из дома? За тобой гонятся враги? — Он снова щелкнул пальцами. — Ну конечно. К тебе применили смертоносное касание, а значит, у твоей семьи могущественные недруги. Убийцы, которых послали за тобой, не были обычными бандитами. Но почему ты прячешься в школе боевых искусств, а не в семейном поместье?
Цзянь не верил своим ушам. Как далеко разошлись слухи! Прежде чем он успел ответить, Синьдэ продолжал:
— Ты скрываешься не в семейном поместье, потому что опасность пришла изнутри. — Он помедлил и склонился к Цзяню. — Тебя предали?
— Во… возможно, — поежившись, ответил Цзянь.
Синьдэ вдруг нахмурился и устремил на приятеля пристальный взгляд.
— Ты, случайно, не пропавший воин пяти Поднебесных, а?
Цзянь почувствовал, как вся кровь отхлынула от лица. Он попытался что-то сказать, но у него пересохло во рту. Стена под ним как будто пошатнулась.
И тут Синьдэ расхохотался.
Цзянь хихикнул в ответ.
