У нее получилось.
Ты не дышишь. Напряженным и скованным от ужаса голосом произнес Ангел смерти. Почему ты не дышишь, Сигна?
Я же сказала не волноваться. С новыми силами она прошла через двери комнаты, не открывая их. Пора положить конец всему этому.
Поначалу Сигна сомневалась, что стала невидимой, но желала этого сильнее всего на свете и едва успела увернуться в сторону от проходящей мимо горничной. Ноги и руки обнажены, и даже под покровом теней не стоило проверять, действует ли смертельное прикосновение.
Сигна уже обыскала в поисках улик все поместье, за исключением спален. Проверила каждую комнату на наличие тайн и лжи – чего угодно, что могло бы заполнить пробелы недостающих деталей.
Комната Уорика была завалена скучными учетными книгами в кожаных переплетах, заметками о необходимых покупках для дома и сведениями о работниках и их трудовой порядочности. Когда Сигна потянулась к книгам, тени повиновались безмолвной команде и перелистнули для нее страницы. Она едва не рассмеялась, ее уверенность все росла и росла, пока она призывала силы и обыскивала каждую комнату. Эти книги не сильно отличались от характеристик работников, которые ей уже приходилось читать, и она с огорчением обнаружила, что о Сайлесе снова нет ни слова. Оставалось еще много записей, но сейчас нужно двигаться дальше.
В одной из комнат она наткнулась на слугу, бормочущего себе под нос что-то насчет проклятий и призраков и собирающего дорожный сундук, а в другой – обнаружила двух других, которых загадочная болезнь Хоторнов волновала в последнюю очередь. Сигна покраснела и поспешила дальше, не взглянув на них.
Следующая спальня явно принадлежала женщине. Стены выкрашены в спокойный зеленый цвет, на комоде лежат расческа, румяна и множество янтарных флакончиков с духами. Она поняла, что это комната Марджори, когда увидела на доске план занятий с именем Сигны и краткими заметками ее достижений.
На первый взгляд тут не было ничего примечательного, но Сигна чувствовала, что Марджори не так проста, как кажется. Должно быть хоть что-то, поэтому она принялась рыться в столе, пока не наткнулась на маленький дневник в кожаном переплете на дне ящика.
Она присела на край кровати, положила дневник на колени и трясущимися руками перевернула первую страницу.
22 октября, 1852
Не уверена, что когда-нибудь впишусь в жизнь Торн-Гров.
Как долго мне еще подметать кухню и стирать простыни, прежде чем она позволит увидеться с ним?
Возможно, она права, и мне не следует рассказывать ему. Возможно, после всего случившегося он отвергнет мою любовь. Но все равно жестоко разделять нас. Если бы не Лилиан, все шло бы своим чередом. И все было бы хорошо.
Сигна листала дальше, следующая страница датировалась полутора неделями позже.
1 ноября, 1852
У Лилиан повсюду глаза и уши. Я как никогда прежде чувствую ее пристальный взгляд. Она наблюдает за каждым моим действием и следит, чтобы я не подобралась к нему слишком близко.
Но сегодня они с Блайт отправились в город за новыми платьями для предстоящего сезона, и я нашла его в конюшнях, любующегося лошадьми. Он прекрасный наездник – и превосходен во всем, за что берется, правда.
Возможно, мне не следовало рассказывать ему, но я на протяжении двадцати лет верила, что правда освободит нас. Хотя, боюсь, Лилиан оказалась права, настаивая на молчании, – еще никогда на меня не смотрели с таким презрением.
Возможно, послушай я ее, мое сердце не было бы разбито.
10 января, 1853
Не могла даже представить, что станет с Лилиан, когда вскроется вся правда, хотя мне ее вовсе не жаль.
Именно этого она и заслуживает, и с ее смертью Элайджа освободится. Вся семья станет свободной.
11 апреля, 1853
Лилиан скончалась, но, боюсь, забрала моего Элайджу с собой.
Я молюсь за детей. Молюсь за Лилиан, упокой Господь ее душу, и за то, что совсем скоро она станет всего лишь воспоминанием для всех нас.
Молюсь, что мы, наконец, сможем стать семьей.
Сигна читала так быстро, как только могла. Страница за страницей женщина подробно описывала свою любовь к Элайдже и детям – и насколько другой стала бы жизнь, воспитывай она Перси и Блайт. Марджори стремилась избавиться от Лилиан, и, судя по всему, Лилиан хотела ответить тем же. Но если в этом крылись все проблемы, почему Элайджа просто не отослал Марджори прочь?
Сигна бегло просмотрела записи, выискивая упоминания о белладонне или малейший намек на яд. Но если Марджори и было что-то известно, она оказалась достаточно умной, чтобы не писать об этом в дневнике.
Записи не доказывали, что именно Марджори навредила Лилиан, но служили уликой. Возможно, все-таки не Байрон стоит за отравлениями. В любом случае, нужно узнать больше.
Она закрыла дневник и плотно окутала тенями. Если кто-нибудь захочет его отобрать, придется вырвать его из ее ледяных смертоносных пальцев.
Сигна обшарила комнату сверху донизу в поисках того, что подтвердило бы ее подозрения. Она в отчаянии застонала, и тени выдернули ящик из шкафа Марджори, швырнув к противоположной стене, когда так и не нашла ничего, кроме дневника.
Она положила на язык еще две ягоды, запасы которых иссякали после той ночи в саду. Где-то в поместье должны скрываться веские доказательства, поэтому ей нужно больше времени. Она обыскивала комнату за комнатой в поисках ответа. И чем дольше длилось действие белладонны, тем более естественным казалось пролетать сквозь стены и оставаться незамеченной.
Наконец, Сигна оказалась перед покоями напротив комнаты Блайт. Лилиан выжидающе смотрела на нее с портрета, призывая сделать шаг вперед. И она последовала призыву.
Гостиная была даже больше, чем ее собственная, обставленная мебелью из красного дерева, со стенами нежно-голубого и кремового цвета – вся покрытая толстым слоем пыли. Ясно, что сюда уже давно никто не заходил. Вероятно, со времен смерти хозяйки.
Вот только комната оказалась вовсе не пустой, как ей показалось вначале.
Сигна вздрогнула от звуков шагов в прилегающей спальне, прежде чем вспомнила, что невидима. Закутавшись в тени, она пролетела через стену и увидела Марджори. Та сидела на пыльной кровати и тяжело дышала, держа в руках черно-белую фотографию. Сигна обошла вокруг и заглянула через плечо женщины.
На снимке был изображен Перси с мамой и папой. Учитывая его совсем юный возраст, Сигна догадалась, что фотография сделана еще до рождения Блайт.
Сигна не ожидала увидеть в глазах гувернантки слезы и не знала, как себя вести, когда Марджори разорвала снимок пополам и, распахнув окно, выбросила обрывки в снег, едва сдерживая рыдания.
