– Приходилось их связывать, но ничего хорошего не вышло. Статусные парни ненавидят, когда их трогают, – добавила Салли Мэй. – Некоторые так волновались, что не могли исполнить свой долг.
– Исполнить свой долг?
– После того как капитализм сожрет сам себя, придется наращивать рождаемость, – пояснила Вирсавия. – Для этого нам понадобится хорошее семя. Вот такой, как ты, может посеять это семя.
Член под купальным халатом встал. Чтобы не лишиться рассудка в этом апокалипсисе, Керри мысленно переключился на своих брентвудских соседей. Скоро им придется покинуть дома. Куда они денутся, если все пятизвездочные отели забронированы? Говорят, пару лет назад некоторые останавливались в гостинице Ramada Inn и толкались из-за кусочков дыни и крошечных круассанов за континентальным завтраком. Эта картинка вернула Керри к действительности. Кентер остался позади, и возбуждение спало; затем они свернули в сторону Сан-Висенте, продравшись по разделительной полосе между пылающими коралловыми деревьями к загородному клубу Брентвуда.
«Хамви» с ревом проехал по щебенке на подъездном пути, затем по полю, расшвыривая куски дорогостоящей земли.
– Кажется, выбрались, – сказала Карла. – Это проселочная дорога в Топангу.
– Топанга?
– Там безопасно.
Из Сан-Висенте, уже охваченного огнем, тянулась колонна внедорожников. Они встроились в нее, проломив сетчатое ограждение клуба.
Керри прижался лицом к стеклу. «Основан в 1947 году» – поведала приветственная табличка и исчезла в огне. Пепел и угольки шелестели в багряном небе. Они обогнали внедорожник «Бьюик» с янтарными фарами; хромированная решетка отсвечивала красным. Рыжеволосая девчушка на заднем сиденье узнала Керри и радостно замахала руками. Какая трогательная искренность! Керри оскалился в ухмылке, зловеще нахмурился, и девочка, узнав Гринча, весело рассмеялась. Они пересекли поле для гольфа, затем дохлую канавку и, наконец, миновали песчаную выемку, в которой какой-то псих все еще играл, отчаянно пытаясь выбить мячик на траву и завершить игру. Керри повернулся посмотреть, кто это, и узнал человека, который был его агентом целых двадцать долгих лет. Эл Спилман II сражался с самой землей, бил и ругался, но каждый удар лишь закапывал мяч глубже в песок.
– Стойте, я его знаю.
– Кого?
– Того парня.
– Нет никакого парня.
– Остановите машину! – крикнул Керри.
Несмотря на разногласия, он все же переживал за Спилмана и желал ему добра.
– Ты, кажется, неверно понимаешь расклад сил «похититель – заложник», – заметила Карла.
Они вырвались из ловушки, но Керри еще долго смотрел на бедного Эла, пока его и проход, который они проделали, не скрыла черная дымовая завеса.
– Мы меняемся, – Салли Мэй опустила Керри на плечо свою титановую руку.
Керри почти ощущал, как эмпатия сильной женщины струится сквозь ее металлические пальцы.
– Иногда приходится оставлять людей в прошлом.
Рация захрипела, досадные помехи громыхали и стихали, разбивались на фрагменты и снова складывались – раз, другой, третий, – пока не превратились в благозвучнейшую мелодию из всех известных Керри, звуки, превосходящие своей целительной силой даже ту божественную тональность сольфеджио, которую он встроил в свою гипербарическую камеру.
– Поменяй частоту, – попросила Вирсавия.
Уиллоу переключила, но музыка лилась по-прежнему, словно сопровождала сияющий небесный диск, взошедший на западе.
Сначала все подумали, что это звезда, которую увеличивала капля дождя на стекле. Но легкость, с которой диск скользил по сторонам невидимого равностороннего треугольника… И его размеры даже на расстоянии – намного больше, чем у обычной звезды. И свет – не мерцающий, а пульсирующий.
– Что это? – спросила Вирсавия.
– Дрон? – предположила Уиллоу.
– Это гребаный гигантский дрон.
– Может, метеозонд?
– Колитесь! Проект «Синяя книга»? – воскликнул Керри. – Этот гребаный НЛО. Киборги-коммандос, пожары, звонки от мертвого отца, а теперь еще и гребаный НЛО? Кто все это придумал?
– Ты про кого?
– Не обращай на него внимания. Просто езжай.
– Это, наверное, TPG, – вдруг догадался Керри.
– Что такое TPG?
– TPG владеет CAA. Им принадлежит моя цифровая сущность. И, наверное, твоя. У них в пустыне сотня гигантских мейнфреймов. Они точно способны такое организовать!
– Мы, по-твоему, компьютерные персонажи?
– Разве нет?
– Нет, потому что пару часов назад мы вытащили тебя из горящего дома, засранец, – сказала Карла. – Мы, черт подери, живые люди. Мы страдали, проиграли, потеряли все и поэтому уже никогда не будем прежними.
– Наша боль доказывает, что мы настоящие, – сказала Вирсавия.
– Вы когда-нибудь чувствовали потерянные конечности? – спросил Керри.
– Не лезь, куда не просят.
– Но ведь знакомо, да? Фантомная боль. В ногах и руках, которых нет уже много лет. Иногда люди чувствуют то, чего нет.
– Вирсавия, сделай ему еще укол.
– А что, по-моему, он верно говорит.
В кармане у Керри завибрировал айфон.
– Дай мне его, – Салли Мэй увидела имя звонившего.
– Это Ник Кейдж, – объявила она. – Разрешим им поговорить?
– Не знаю, – задумалась Вирсавия. – Кейдж пропагандирует деспотические принципы патриархальной системы.
– А мне кажется, он классный, – сказала Карла. – И его глубоко экспрессивная манера игры прекрасно отражает безумие нашей эпохи. Бьюсь об заклад, он копирует актерскую технику Германии двадцатых годов. Он провидец.
– Согласна на все сто, – сказала Уиллоу. – Кейдж – это как Чарльз Йегер в драматическом искусстве. Он преодолевает непреодолимые, как считалось, барьеры.
– Ладно, ладно, – сказал Керри. – Отдайте мне телефон.
– Ты, чертов заложник, – сказала Уиллоу. – Не забывай, мы за тобой следим.
– Я вот что думаю, – сказал Керри, увидев голосовое сообщение от Кейджа. – Если TPG скупает цифровые сущности, у них, вероятно, есть сущность Кейджа, и они будут мучить нас, пока мы не ответим на звонок. Они будут забрасывать нас всякими гадостями. Они заберут тех, кого мы любим, и…
– Верните ему телефон, – сказала Салли Мэй, когда Кейдж снова позвонил. – Он пошел по второму кругу.
– Прекрасно, – добавила Карла. – Включи громкую связь. Всем сидеть тихо!
Салли Мэй нажала кнопку «ответить», и «Хамви» наполнился жуткой какофонией: Николас Кейдж весело напевал свою любимую рождественскую песню Do You Hear What I Hear?
