Это заставило наркоманских главарей сменить угрозы на извинения, финнам позволили ночевать здесь столько, сколько им заблагорассудится. Жертвы наркотиков объяснили свое враждебное поведение тем, что привыкли силой добывать деньги на «дурь», да и терять им уже нечего. Они обречены на смерть, у них нет будущего, одно лишь жалкое настоящее. Финны в ответ сообщили, что и у них дела обстоят не лучше. У них тоже нет будущего, поэтому они и решили совершить массовое самоубийство в Швейцарских Альпах. Так что наркоманы зря рассказывали им жалостливые истории о смерти. Они, финны, разбираются в этом лучше, чем кто-либо. В результате переговоров посреди Плацпроменада провели демаркационную линию, по одну ее сторону отступили жертвы наркотиков, по другую – тридцать три финских анонимных смертника. Наркоманы пообещали не покидать южную часть парка, но полковник все-таки выставил караул. Вахту по собственному желанию принял оленевод Уула Лисманки и сухопутный капитан Микко Хейкинен, который на ночь специально припас пару бутылочек белого вина. Уула, чтобы убить время, вытащил колоду карт и соленую корюшку – вдруг проголодается. Ночью с реки поднялся влажный туман; его клочья, красиво кружа, таяли в свете фонарей и костра. По ту сторону демаркационной линии стоял гул, но на территорию финского лагеря никто ступить не решался. Уула Лисманки и Микко Хейкинен затеяли игру в покер и секу. Вначале играли на деньги. Когда сухопутный капитан просадил все наличные, он предложил поднять ставки. Микко как всегда был пьян, да и Уула не то чтобы трезв, так что оба жаждали «продолжения банкета». Хейкинен хотел поставить на кон всю компанию, похрапывавшую в палатке, или по крайней мере наименее ценных членов группы. Игра перестала быть невинной забавой.
– Сыграем на их души!
Решили, что сухопутный капитан возьмет себе тех, кто родился южнее Ийсалми. Северяне принадлежали Ууле. Всю ночь сухопутный капитан и оленевод бились в карты у костра, окутанного дымкой. Они, словно два черта, сидели на краю черной реки, а их глаза горели дьявольским огнем. Из палатки доносился храп ничего не подозревавших заложников. Издалека, со стороны национального музея, слышались отголоски драки, рев несчастных, погруженных во власть видений, и предсмертные стоны. Но игра продолжалась. Уула Лисманки проиграл сухопутному капитану сначала душу рабочей с фабрики Хаукипудаса, потом – душу пограничника Ряясейккойнена из Кемиярви и, наконец, – автоторговца Лямся и еще нескольких северян. Под утро счастье все-таки улыбнулось ему, и сухопутному капитану пришлось выкладывать одну душу за другой. Среди них был кузнец Лааманен из Париккалы, фельдфебель в отставке Корванен, преподаватель домоводства Таавитсайнен и инженер на пенсии Хаутала. Хейкинен вынудил противника поставить на кон Хауталу, но через час хитрый оленевод отыграл «свои» души. Однако в последний момент Хейкинену все-таки повезло, он выложил подряд шестерку, восьмерку, девятку… и поставил на кон Релонена. А когда Уула выкинул на стол душу Лямся и ранее выигранной Ауликки Грандштедт, Хейкинен, подняв ставки, бросил в огонь душу самого полковника Кемпайнена. Ууле время от времени везло – десять пар и один туз. Раздали предпоследние карты.
– Ты со мной не блефуй, кастратель оленей
[15], – злился сухопутный капитан, в мерцающем ночном свете вытаскивая решающую карту. Это была шестерка пик – то, что нужно! Хейкинен поставил на кон самую дорогую душу, проректора Пуусари, и с видом победителя уставился на противника. Уула Лисманки тут же побил проректора Пуусари Релоненом и Тенхо Утриайненом, Тайсто Ряясейккойненом и парой южанок – их души он выиграл уже после полуночи. У капитана души закончились, но он был уверен в победе и спросил Уулу, можно ли ему поставить свою собственную душу. Оленеводу идея понравилась: собственная душа, конечно, – самая высокая ставка, нет такой игры, чтобы была ее достойна. Открыли последние карты. Потрясенный капитан увидел, что Лисманки досталась бубновая десятка, а на кону у них – пиковая десятка. Это судьбоносная карта, последняя в каре. Благодаря Ууле все души капитана угодили прямо в ад, включая и его собственную. Когда нечего ставить на кон, игра кончается. Так и в жизни… Светало. Ночной туман рассеялся, из-за гор поднималось солнце, освещая парк бледным светом. Полиция, ассенизаторы и представители здравоохранения города Цюриха приехали в парк на машинах. Даже тех наркоманов, что висели на столбах, силой разогнали, собрали в черные пластиковые пакеты окровавленные шприцы и прочий мусор, который успел появиться за ночь, а трупы двух несчастных, погибших от передозировки, на носилках отнесли в труповозку. Победитель Уула Лисманки приготовил на тлеющих углях утренний кофе и разбудил женщин, чтобы те сделали бутерброды. К завтраку пригласили полицию, ассенизаторов и медсестер, которые уже успели вычистить и убрать парк. День будет хорошим, решили полицейские и похвалили вкусные бутерброды с соленой корюшкой.
Глава 30
Анонимные Смертники с проигранными душами собрали лагерь, перенесли вещи на борт «Автобуса Смерти» и в то же утро снова отправились в путь, к последней точке своего путешествия – в Альпы. Через час они уже прибыли в Люцерн, красивый старый город в окружении гор на берегах реки Ройс. Через нее были перекинуты деревянные мосты XIV века, их стропила были расписаны фресками, изображавшими сцены из жизни давних времен. Анонимные Смертники молча ступили на старый мост и засмотрелись на бушевавший внизу бирюзово-зеленый водопад. Проректор поделилась с полковником своим наблюдением: чем ближе к Альпам, тем молчаливее становилась их компания. Каждый думал о своих тяжких проблемах, приближающаяся смерть делала лица людей более серьезными. Полковник тоже заметил уныние в команде. Но, наверное, это было естественно: какое уж тут веселье, если с прекрасным миром вот-вот предстоит расстаться.
– Я не об этом. Многие стали подвергать сомнению свое решение. Я и сама уже не уверена, что хочу умереть, – призналась проректор Пуусари с тоской. И добавила, что после этого путешествия к смерти ей, наоборот, захотелось жить.
Полковник предложил проректору вспомнить, как она жила в Тояле. Неужели эти воспоминания греют ей душу? Проректор ничего не ответила. Отсюда, из Люцерна, события в Тояле казались такими далекими, а все проблемы – совершенно незначительными. Корпела созвал народ:
– В путь, смертники!
Из окон автобуса открывался дикий швейцарский ландшафт: крутые зеленые склоны, с крепконогими коровами; снежные вершины; синее августовское небо. Время от времени дорога исчезала в горных туннелях, в мраке которых проехали больше десяти километров. Корпела гнал как черт, казалось, он больше других торопился покинуть сей бренный мир. Дорога пошла вверх, стала узкой и извилистой. Чем выше путники поднимались над уровнем моря, тем прекраснее казался пейзаж, расстилавшийся внизу. В конце концов, они забрались так высоко в горы, что пастбища и леса исчезли из виду. На одном из склонов путь им преградил шлагбаум, который охраняли два солдата. Они сказали, что на перевале Фурка, на самой вершине, сейчас бушует снежная буря. Туристов туда не пускают. Корпела попросил полковника перевести им, что он поедет туда и еще дальше, так далеко, как нужно, несмотря на все запреты. У него новый автобус, и он прекрасно водит в горах, а дождь и снег ему не помеха. Полковник перевел. Солдаты ответили, что через полчаса дорогу все равно перекроют, таковы прогноз погоды и указания сверху, но шлагбаум неохотно подняли. «Автобус Смерти» дал газу и двинулся еще выше в горы. Казалось, они летят прямо в небеса. Впрочем, так и было, ведь кто-то из них после смерти должен был попасть именно туда. Наконец автобус с притихшими пассажирами прибыл на перевал. Холодные дома мужественно противостояли порывам ветра. В одном из них располагалось мрачное кафе, где сидели всего две туристки, старые морщинистые американки. Они жаловались, что им пришлось застрять тут, на пике гор, в плену у снежной бури. Солдаты запретили им ехать дальше. Вскоре в кафе ввалились двое запыхавшихся солдат и стали громко возмущаться тем, что водитель автобуса прибыл сюда, рискуя жизнью людей. Дорога должна была быть перекрыта, почему их не задержали внизу? Полковник объяснил, что сюда они приехали под свою ответственность. Зачем так кричать, если автобус все равно уже здесь? Солдаты объясняли, что сила ветра достигает восемнадцати метров в секунду. На улице трудно удержаться на ногах, снег бьет в лицо, и мороз, наверное, градусов десять. Они высоко, более 2400 метров над уровнем моря. В такую дьявольскую погоду не видно даже долину. Здесь берет свое начало река Рона, ее потоки с грохотом устремляются с ледников в пропасть, даже завывания снежной бури не слышно.
