Там есть пижоны. Они подрезают на бешеной скорости или выделывают сумасшедшие па. Еще есть смешные девочки лет четырнадцати. Они ни с того ни с сего останавливаются посреди катка, достают свои розовые зеркальца и поправляют волосы. Или меланхолично катаются, покуривая длинные сигареты.
Есть флегматичные мужчины, которые никак не дают себя объехать, держа в одной руке клюшку, в другой – банку пива. Даже опасностей на катке много. Едешь на скорости, никого не трогаешь – случайно поворачиваешь голову налево и замечаешь, что на тебя несется поезд из десяти пацанов без тормозов. Теряешься и вцепляешься в первого попавшегося человека – лишь бы не упасть. Так и в жизни иногда спасает случайный человек, который порой может сделать невозможное. Причем как-то так, мимолетом, даже не заметив. Не знаю, будет ли таким человеком Женя, но мне очень этого хотелось. Она должна была стать моим спасением. Но я боюсь всего. Что она соберет чемоданы и уйдет. И мы ведь еще даже не стали жить вместе. Девушки так любят собирать чемоданы и складывать вещи! Это я еще в детстве заметил, когда у мамы был особый ритуал перед тем, как мы куда-то уезжали. Иногда мне даже казалось, что от складывания вещей она получает больше удовольствия, чем от самого путешествия. Я боялся, что брошу Женю и сделаю ее несчастной. Что убегу от нее, как когда-то мой отец сбежал от нас с мамой.
Когда выходишь с катка, еще какое-то время идешь по асфальту, будто продолжаешь катиться по льду. Мы доплыли до кафе и развалились в больших креслах, ожидая чай сенча.
– Как ты, как твой день? – спросила вдруг Женя.
– С утра пофотографировал, потом печатал фото и развешивал их по комнате, ну и потом эта история с копилкой.
Официантка принесла чай.
– А я сегодня одну штуку такую поняла, – медленно начала Женя. – Мне раньше казалось, что самое страшное – это когда я ни с кем не говорила несколько лет. Ну, я тебе рассказывала, ты помнишь. Самое страшное началось потом, когда я перестала бояться говорить. Потому что я не знала, о чем говорить. Я привыкла всё держать в себе. А потом слушала людей и понимала, что некоторые говорят о таких мелочах, которые мне бы даже и в голову не пришли. Меня, например, раздражают разговоры о косметике. Или, знаешь, в школе у нас девочки носились с каталогами косметики и постоянно их обсуждали. Я вот этого никогда не понимала. Мне стало очень трудно общаться. Я спрашиваю у человека, как его день прошел, как он сам. Он рассказывает, а в ответ даже не спрашивает, как я. И так со многими. Один раз я спросила: «Почему ты не спрашиваешь, как мой день, как я?» А он говорит, ну, ты сама должна начать рассказывать, я что, всё спрашивать должен. Постепенно мне стало казаться, что всё, о чем я думаю, не стоит даже произносить вслух. А в этом мире существует и происходит только то, о чем сказано вслух. И это при том, что часто слышишь такую чушь, от которой представляешь себя лауреатом Нобелевской премии. Конечно, ты сейчас скажешь, что у меня мания величия, но это не так. Возможно, я просто более избирательна по отношению к своим словам. Или… не знаю, как это объяснить даже.
Я слушал всё это, и мне стало как-то неловко. Я не спросил, как прошел ее день. И впрямь привык, что люди сами мне всё рассказывают. С Женей было так хорошо, что я бы не заметил, как на мне появились, например, седые волосы. Поэтому, когда она сказала, что ей надо идти, я очень удивился. Оказалось, что она даже успела вызвать такси, когда ходила в туалет. Я всегда считал себя невнимательным, но не до такой же степени. Видимо, Женя совсем меня захватила. Когда она ушла, я решил еще немного посидеть, тем более что чай здесь мне особенно нравился. Я думал о Жене. У меня в голове не укладывалось, что она вообще могла обратить на меня внимание. Красавец, конечно, но разве этого достаточно?
От бредовых мыслей меня отвлекла парочка за соседним столом. Я стал сравнивать ее со мной и Женей. Макс говорит, что мужчина и женщина должны соответствовать друг другу. То есть если женщина выглядит на пятерку, то мужчина должен быть по крайней мере на четверку. А когда один не дотягивает даже до тройки, а второй зашкаливает за пять с плюсом – из пары ничего хорошего не выйдет. Я усвоил эту мысль Макса и с тех пор стал мысленно оценивать все пары, которые видел. Вот этой парочке за соседним столиком я бы хорошего будущего не нагадал. Мужчина явно суперстар, хотя и скромняга по натуре. Пятерка. А она извивается, но мало что собой представляет. На троечку. Не люблю таких женщин.
Потом она достала диктофон, и я понял, что они вовсе не пара, а у них происходит самое что ни на есть интервью. Он, видимо, рок-гитарист какой-то местной группы. Она – еще с энтузиазмом журналистка, судя по всему, молодежного издания. И чем больше она вопросов задавала, тем основательней я напирал на спинку стула, чтобы мои уши были ближе к этому совершенно чудесному действу. Вспомнились мои интервью с местными куртами кобейнами для молодежных отделов (о, какие у меня были заголовки – «Мы не такие, как все, мы хуже!» и т. д.), и стало вдвойне смешно. Чай уже пришлось отложить, после ее вопроса: «А вы с вашей девушкой ходите по магазинам?» И потом: «А у вас нет какого-нибудь чудачества? Ну, например, чтобы никто не стирал ваши вещи, а вы сами стирали?» Это просто улет.
По растерянным ответам рок-стар я понял, что он уже не знает, куда деться. Несколько раз он повторил, что у него есть девушка и он чего-то устал, но она напористо продолжала. Финалом журналистского безобразия стал катапультовый просто вопрос: «Какие у вас планы на будущее?» (это она рок-гитаристу). Бедняга пробурчал, что успешным управляющим он, конечно, не будет, а займется чем-то для удовольствия.
Никогда не понимал этого вопроса. Какие у человека могут быть планы? Никогда не получается так, как ты запланировал.
В тринадцать лет я надевал разные носки, чтобы выпендриться, а в шестнадцать – потому что не могу найти дома два одинаковых. Я собирался на рыбалку с дядей Ромой и смотрел «Евроньюс». Там говорят, какой-то пятилетний мальчик из Швеции написал письмо премьер-министру страны и попросил его запретить продавать конфеты, потому что он тратит на сладости все свои деньги. Молодец мальчуган, наш человек. Тоже, что ли, в ООН написать, чтобы запретили одиноким мамам искусственными способами делать из сыновей мужиков. Как меня уже достали все эти рыбалки с дядями ромами и прочая бабуйня.
Дядя Рома, как всегда, пришел вовремя. Только в этот раз он был какой-то грустный и явно не в духе. Хотя он сказал, что он в порядке, просто не выспался. Вот это да. А я-то думал, он встает и ложится по режиму.
На причале было немного холодно, хотя в основном только ногам, потому что я свесил их почти до воды. Рыбу мне ловить почти не хотелось, тем более что я всё равно ее отпускал. Я делал вид, что занимаюсь рыбалкой, а сам мечтал о Жене. Мне даже захотелось рассказать о ней Роме, но я сдержался. Я попытался представить, что мы с Женей начнем постоянно встречаться. При этом слово «постоянно» не выходило у меня из головы. В конце концов я до того додумался, что стал сравнивать это слово со словом «стоять», и оно мне не нравилось. И оно уже совсем мне разонравилось, когда я посмотрел на озеро и вспомнил словосочетание «стоячая вода».
