Райан смотрит на меня, даже не пытаясь скрыть смеха.
– Спасибо, чувак, я сам переобуюсь.
Не знаю, за кого мне стыдно больше всего – за Эвана, Райана или за себя саму. Я будто хлебнула скисшего молока, и теперь мне некуда сплюнуть.
Эван поднимается:
– Вам принести носки?
Готова поклясться, он делает акцент на «вы». Он надо мной издевается?
– Не, я голышом, – отвечает Райан.
Эван будто собирается возразить, но оставляет нас, чтобы принести коробки обуви маме с дочкой, которая теперь хватает пары со стеллажей и кричит, что хочет ботинки с фиолетовыми единорогами. Я пытаюсь успокоиться, разглядывая волнистый узор на ковре.
– Давай вот эти, – говорит Райан, когда Эван возвращается за коробками.
– Прекрасный выбор.
– Я не похож в них на гея?
Я морщусь. Эван медленно отвечает:
– С полной уверенностью говорю, что не могу определить вашу сексуальную ориентацию по подобной обуви.
Райан снова бросает взгляд на ботинки.
– Да без разницы, – недовольно говорит он. – Беру обе пары.
– Прекрасно. Могу ли я помочь чем-то еще?
– Нет! Спасибо, Эван! – подпрыгиваю я, забирая коробки.
– Прекрасно. Моя коллега на кассе все оформит, – говорит он, когда я уже туда спешу.
– Что за странный чел? – спрашивает Райан довольно громко, пока мы ждем, когда менеджер закончит разговор по телефону. – «Не принести ли вам носочки, уважаемый господин?»
Изображая Эвана, Райан говорит с деланым британским акцентом. Я не смеюсь.
– Вы же это… не друзья?
– Нет.
– Кажется, у него на тебя стоит.
Мое сердце странно подскакивает, хотя и без того бьется слишком быстро.
– Фу, Райан. Нет, это просто какой-то левый парень, я его знаю только через ту штуку по истории. Он никто.
Эван покашливает у меня за спиной; меня словно облили ведром ледяной воды. Я поворачиваюсь и внутренне съеживаюсь от осознания: он стоял у нас за спиной все это время.
– Кажется, без этого вы далеко не уедете, – говорит он, протягивая мне ключи от машины с брелоком – маленьким красным «Волшебным экраном».
Мы с Кэти купили одинаковые в девятом классе, мечтая однажды научиться водить. Мне никогда не хотелось поговорить с ней так сильно, как сейчас. Сегодня утром она ответила на мое вчерашнее сообщение чередой сонных смайликов и тремя словами: «Сорьки я спала». Она отвечает, уже что-то.
Принимая ключи от Эвана, я бормочу:
– Спасибо. Вообще мы на машине Райана.
У меня по ногам и рукам взбираются огненные муравьи. Я должна уйти.
– Увидимся… позже, – говорит он.
…Свет только что выключился в «Бургер Кинге» напротив парковки, за комаром низко пронеслась летучая мышь.
– Куриные палочки? – спрашивает Райан.
Мы совсем недавно вышли из обувного, но сказанное не выходит у меня из головы. Кажется, у него на тебя стоит… Какой-то левый парень… Он никто. Эван это слышал?
Райан прерывает замкнутый круг моих мыслей.
– Как думаешь, он примеряет женские туфли, когда никто не видит?
– Что? Нет, Райан.
– Ну, знаешь, как тот маньяк из «Молчания ягнят»?
– Нет, Райан, я не думаю, что Эван серийный убийца.
Он легонько толкает меня в плечо.
– Но ты не знаешь наверняка.
– Слушай, он нормальный, ясно?
Райан резко останавливается.
– Да что с тобой? Ты всю неделю такая странная.
Существует столько граней странного; почему какие-то считаются приемлемыми, а какие-то – нет?
– Со мной все нормально, Райан.
– Тогда почему ты повторяешь мое имя?
– Потому что тебя так зовут. – Продолжаю идти к машине.
– Ладно. Как скажешь. – Он идет за мной. – У Дага сегодня тусовка.
– Нет, – резко говорю я.
– В смысле «нет»?
Останавливаюсь.
– Нет, я не хочу идти к Дагу.
– Почему?
– Потому что. – Резко разворачиваюсь. – Даг – тупой сексист и придурок, который считает, что лучшее, что можно делать в жизни, – это напиваться каждую неделю.
– Что ты несешь, Джесс? Он мой лучший друг.
Поверить не могу, что это происходит и что это происходит посреди парковки торгового центра, пропахшей жареным мясом. Это не входило в мои планы, но я начала и не могу остановиться – как булыжник, катящийся с вершины горы, я только набираю обороты.
– Почему ты ведешь себя как какой-то козел?
– Да почему я козел? – Краснота поднимается с шеи и доходит до кончиков ушей.
– Ты думаешь, что все, кто на тебя не похож, – лузеры. Как будто кроме тебя счастья никто не заслуживает.
Уверенность, которая мне когда-то в нем понравилась, – неужели это просто глупость или невежество?
– Да о чем ты вообще? – плюется он.
– По-твоему, быть придурком – это круто? Ходить на вечеринки, ни о чем не думать – поэтому ты всем нравишься? – «С ним ты другой человек». – Мне не нравится быть той, кем я только что была, Райан.
– Единственный, кто сейчас ведет себя как придурок, – это ты.
Ярость змеей сворачивается у меня в животе. Хочется его толкнуть, встряхнуть, ударить по груди – что угодно, лишь бы он наконец-то меня увидел. На кофту падает слеза, за ней вторая, третья.
– Это грустно, Райан. Притворство – это грустно и жалко.
Я понимаю, что на самом деле говорю не о нем, падаю на колени, закрываю лицо руками. Он опускается рядом со мной. Его лицо изменилось: он больше не злится, но я не могу понять, что он чувствует. Ему страшно?
– Почему ты со мной? – спрашиваю я. То же, что Кэти спросила меня.
– О чем ты, Джесс? – тихо говорит он, почти виновато.
– Назови две причины.
– Бред какой-то.
Я будто дала ему тест, от которого зависит его годовая оценка. Он молчит. Я жду, я хочу услышать ответ. Райан вздыхает, оглядывается, снова смотрит на меня.
– Потому что ты классная и красивая, с тобой весело, и нам нравится одно и то же.
Его ответ немногим лучше моего.
– Нет, – говорю я, чувствуя поражение. – Нет, не нравится, Райан.
Вспоминаю все крупицы себя, которые я панически заметала под ковер в надежде понравиться Райану. И все вещи посерьезнее, которые я запихивала поглубже в шкаф, – то, что казалось мне изъяном, но теперь я думаю, что это может быть просто частью меня. люди в отношениях всегда стараются выставить себя в выгодном свете, но, если перестараться, можно потерять себя.
