– Подожди-ка. То есть ты должна появиться через пару недель с тридцатью пятью тысячами долларов, если рассчитываешь продолжить обучение? – переспросила она, глядя на меня расширившимися от ужаса глазами. – И как, черт возьми, ты должна это сделать?
Я призналась, что понятия не имею. И сказала, что не зарегистрировалась на занятия и только и делаю, что фантазирую, как бы сбежать куда-нибудь – неважно куда – и скрыться от всего мира, пока я не соображу, как быть дальше. Я рассказала ей, что никак не могла заставить себя открыть глаза родителям на истинное положение дел и что ошибочно воображала, будто практика в ELLE каким-то магическим образом все исправит. Правда заключалась в том, что я не знала, как исправить свою жизнь, мне хотелось просто перечеркнуть ее и начать все сначала.
Я заплакала.
– Я просто продолжаю выталкивать эти мысли из головы, игнорировать их и притворяться, что никакой проблемы нет и все как-то само собой рассосется, – сказала я, утирая слезы. – Но я понимаю, что как только я расскажу обо всем родителям, это станет реальностью и мне придется ее принять. Мне придется признать тот факт, что я во всем провалилась, я никогда не окончу Нью-Йоркский университет, никогда не стану писательницей. Так что вместо этого я продолжаю лгать. Я лгу, и лгу, и потом опять и снова и так без конца, просто потому что не могу больше говорить правду.
Я подняла на нее взгляд. В ее лице читалось искреннее сочувствие и решимость, совсем как в тот раз, когда она поправляла мой макияж в хранилище косметики. Не жалость, не сочувствие, а такое выражение, которое говорило: «Ты не одна».
– Вот почему я считаю, что этот гребаный мир такой пропащий, – произнесла она. – Это несправедливо. Это так несправедливо, Лора. Правда в том, что этот мир не создан для таких как ты и я. Мы не помещаемся в эти правильные коробочки, которые он для нас приготовил, мы не отвечаем всеобщим представлениям о том, кто такой писатель и каким он должен быть. А самое смешное, что, если бы люди просто дали нам шанс, если бы они перестали заставлять нас умещаться в эти дурацкие маленькие коробочки и просто позволили бы нам быть теми, кто мы есть, мы бы выдали им лучший текст, какой им доводилось читать за долгое время.
Я не была уверена, что вполне ее поняла. Я до сих пор не уверена.
– Что же нам делать? – спросила я.
– Я думаю, – ответила она, осторожно подбирая слова, – нам нужно научиться чувствовать себя комфортно вне этих коробочек. Мы должны найти способ обойти систему. Мы должны нарушить правила, и нельзя допустить, чтобы мы сожалели, что нарушили их, ни на одну секунду. Это для нас единственный путь. Единственный способ заявить о себе. Единственный способ выжить.
Я уже хотела попросить ее дать более подробные объяснения, уточнить у нее, какие правила я должна нарушить, чтобы вернуться в университет, когда заметила, что Кэт вдруг резко переменилась. В тот момент она ослабила оборону и позволила себе быть уязвимой. Как будто она сняла с себя доспехи и показала мне, что под всем этим богатством, статусом и красотой она была и остается лишь человеком, но Кэт испугалась и снова надела броню, прежде чем я успею причинить ей боль. Она поставила бокал на стол и посмотрела на часы.
– Нам пора, – сказала она.
Она подала знак официанту, попросила внести сумму в счет ее комнаты, и мы вместе отправились наверх, чтобы я забрала рюкзак.
Я удивилась, когда она спустилась в лобби вместе со мной. Боб ждал снаружи, как всегда, но в этот раз Кэт решила поехать с нами.
– Мне нужно встретиться кое с кем в Бруклине, – пояснила она, запрыгивая в машину вместе со мной.
Поездка через мост пролетела так быстро, что я опомниться не успела, как кроссовер затормозил перед дверью моего дома. Кэт за всю дорогу не обмолвилась со мной ни словом.
И уже когда я вылезала из машины, Кэт окликнула меня:
– Эй, Лора, – сказала она, – давай продолжим работать вместе.
– Хорошо, – ответила я, выпрыгивая из машины, немного удивленная.
Боб закрыл за мной дверь, и я прошла к водительской стороне автомобиля.
Кэт опустила стекло и высунула голову из окна.
– Мы хорошая команда, ты и я.
Я рассмеялась, испытывая облегчение.
– Да, это правда, – прокричала я вслед отъезжающему кроссоверу.
Я смотрела, как она еще сильнее высунулась из окна и послала мне воздушный поцелуй.
– Доброй ночи! – прокричала она.
Я лежала в кровати, вымотанная, но успокоенная. Все, что было связано с Нью-Йоркским университетом, мои оценки, и стипендия, и родители – все это висело у меня на сердце тяжким грузом, преследовало меня, угрожая в любую секунду разрушить мою жизнь. Ни о чем из этого я не рассказывала ни душе. Просто не могла. До сегодняшнего вечера. А теперь, когда я открылась, положение вещей уже не выглядело таким ужасающим. Если Кэт по-прежнему хочет работать со мной, даже зная о моих секретах и лжи, значит, возможно, не все потеряно. Может быть, все еще будет в порядке. Может быть, я смогу найти способ нарушить правила и следовать за мечтой.
от: Олеся Дорохова
Кому: Николай Дорохов
тема: (без темы)
дата: 1 июля, 2017
Коля,
здесь я никому не могу доверять. За исключением, быть может, этой практикантки: она такая наивная и доверчивая. В офисе больше не безопасно, так что я стараюсь там не появляться, если только в этом нет серьезной необходимости. Уверена, там кто-то из ФБР, но я пока не выяснила, кто именно. Я уволюсь, но мне нужно еще немного продержаться. До тех пор, пока я не улажу еще одну вещь.
Кстати, мне нужна помощь с проектом. Можешь найти четыре или пять бывших моделей (в возрасте примерно 30–35 лет) и сфотографировать их на открытом воздухе? Задний план должен быть таким размытым, чтобы его невозможно было идентифицировать. Позаботься о том, чтобы типажи отличались.
Я пришлю тебе имена и детали о компаниях, которые я для них придумала, а затем тебе нужно будет сделать сайты для их «стартапов».
Постарайся все сделать как можно скорее.
Олеся
от: Николай Дорохов
Кому: Олеся Дорохова
тема: Re:
дата: 2 июля, 2017
ок сделаю
даже не хочу знать зачем все это lol
ты хоть выходишь из отеля
ты такой параноик
пойди погуляй, подыши свежим воздухом
проветри мозги
