– Савелий, – прошептала Мила, внезапно охрипнув.
Хрипота в ее голосе заставила его понять, что происходит что-то серьезное, и он уставился Миле в лицо.
– Что? Что случилось, Мила?
– Ты правда не понимаешь, что это?
Он снова взял у нее кожаный футляр, повертел, разглядывая с разных сторон, длинно присвистнул.
– Ты думаешь, что эта штука имеет отношение к убийству?
– Ты сам это сказал, – мрачно среагировала Мила, чувствуя, что ее начинает пробирать нервная дрожь. – В тот день, в прошлую субботу, мы с Кактусом пошли на прогулку в лес. Мне показалось, что там кто-то был. Правда, я решила, что это дикий кабан, и испугалась. Но это вполне мог быть человек. Убийца, понимаешь. Он мог выронить чехол, а Кактус его подобрал и в качестве трофея принес мне. Хозяйке. Он же охотничий пес, с инстинктами не поспоришь. Получается, что он унес что-то, принадлежащее убийце. И тот стал искать этот чехол, потому что он представляет для него опасность. Вот что с таким постоянством искали в моем доме.
– Но зачем? На чехле могли остаться отпечатки пальцев? Так это вряд ли. Он валялся на снегу, промок, потом его обмусолила и изрядно погрызла твоя собака. И если на самом ноже, который, как мы знаем, так и не нашли, могла остаться кровь, то на чехле уж вряд ли. Мало ли кожаных чехлов? Как доказать, что в нем лежал тот самый нож? – усомнился Савелий.
Мила протянула руку, снова забрала футляр, включила лампочку под потолком, даже не спросив разрешения. Подумала, что сидящий в соседней машине Игорь наверняка не понимает, почему они не уезжают. Делиться своим открытием с кем-то еще, пусть даже и с Игорем, который был ей симпатичен, Мила не собиралась. Чехол действительно выглядел совсем обычно. Футляр из мягкой светло-коричневой кожи, в который вставлялось лезвие сантиметров в двенадцать-пятнадцать. Интересно, хватит такой длины, чтобы попасть точно в сердце? Она повернула чехол другой стороной и замерла, чувствуя, как быстро-быстро забилось ее собственное сердце. Ближе к кармашку, в который, собственно, и вставлялось лезвие, был изображен тесненный на коже зверек. Куница.
«Военный совет» собрался не в Филях, а в доме Олега Ивановича Васина. Мила и сам олигарх выступали за то, чтобы отнести находку в полицию, Савелий Гранатов выражал сомнение, что найденный в бардачке предмет сочтут достойным внимания. В конце концов, никаких доказательств того, что это действительно был футляр от орудия преступления, у них не было. Да и без собственно ножа кусок кожи вряд ли мог иметь какое-то значение. Некий чехол от какого-то холодного оружия, каких тысячи. Ну и что?
– Если бы этот чехол не был важен для убийцы, он бы не стал трижды вламываться в мой дом, – горячилась Мила.
– Если бы он был так важен, убийца не ждал бы сутки, чтобы ворваться к тебе в дом и оттаскать тебя за волосы, – возражал Савелий. – Он бы приехал к тебе в тот же вечер, понимаешь?
Мила немного подумала.
– Я, конечно, никогда никого не убивала, – наконец заговорила она. – Но думаю, что это не так-то просто сделать, даже если ты имеешь железные нервы. Вот представь картину, ты только что ударом ножа в сердце отправил человека на тот свет. Скорее всего, ты просто не заметил, что, доставая нож, выронил на снег чехол. У твоих ног лежит окровавленный труп, и ты судорожно пытаешься сообразить, что тебе делать дальше. В этот момент в лесу появляется какая-то женщина с собакой. Конечно, она довольно далеко, и есть надежда, что она тебя не заметит, но ее пес – охотничий, поэтому он видит в лесу движущуюся цель и бежит к тебе.
– Какие бы ни были железные нервы у преступника, в этот момент он должен сильно испугаться, что его застукают на месте преступления, – задумчиво поддержал Васин.
– Вот именно, – согласилась Мила. – Однако умный Кактус быстро разобрался, что встретил не животное, а человека, поэтому тут же потерял интерес к преследованию, зато нашел на снегу пахнущий кожей чехол от ножа. Думаю, что в тот момент убийца этого не заметил. Он просто, затаив дыхание, следил, что пес возвращается к хозяйке, то есть ко мне. Меня, кстати, было хорошо видно. Я, в отличие от убийцы, стояла у кромки леса, не среди деревьев, и на мне был ярко-голубой пуховик, пусть и очень грязный. Уже позже, когда преступник решил, что ему делать дальше, он, скорее всего, хватился чехла, поискал его вокруг, но, видимо, понял, что его утащила моя собака.
– Хорошо, – согласился Савелий, – ты все очень гладко рассказываешь, но главное все равно непонятно. Почему он не ворвался к тебе в тот же вечер? Зачем ждал до воскресенья?
– Да потому что в тот же вечер он был занят другим очень важным делом, – нетерпеливо воскликнула Мила. Ей все было совершенно очевидно. – Он же не был уверен в том, что тело Троекурова найдут спустя сутки. С тем же успехом это могло произойти в тот же день или через неделю. Скорее всего, он изначально рассчитывал на то, что ранней весной никто не полезет в глубь леса, нечего там делать, но мое появление и в этом плане спутало ему все карты. Раз я пришла в лес с собакой один раз, могла появиться там и второй. Поэтому преступник исходил из того, что у него есть совсем немного времени, чтобы вернуться в дачный дом Троекурова, где оставался Павел Хромцов, и под каким-то предлогом уговорить того уехать оттуда, перебраться в заброшенный лагерь.
– Но зачем?
– Если бы Троекурова нашли в тот же день, то в его дачный дом полиция нагрянула бы довольно быстро. И обнаружила бы там Хромцова. Тот бы, разумеется, не стал брать на себя убийство, которого не совершал, а он был единственным, кто знал, с кем Троекуров отправился кататься на снегоходе.
– А при чем тут ты? – по-прежнему не понимал Савелий.
– Я тут совершенно ни при чем, – вздохнула Мила. – Просто для того чтобы обходным путем вернуться в деревню, где оставался Хромцов, выдать ему какую-то версию, объясняющую, почему срочно надо прятаться, ликвидировать все следы своего пребывания в доме, оставив при этом следы Хромцова, чтобы потом перевести на него стрелки, отвезти бывшего зэка в заброшенный лагерь, оборудовать ему там спальное место, привезти печку и продукты, нужно время. Это казалось важнее, чем заявиться ко мне в поисках чехла для ножа.
– Хорошо, а потом?
– А потом наступил вечер. И вечером ему, кровь из носу, нужно было быть в другом месте. Например, дома, на глазах у кого-то, кому он не мог объяснить, почему куда-то поехал на ночь глядя. В субботу этот человек был занят, а в воскресенье с утра я снова уехала в Кузнечную слободу, и он настиг меня тогда, когда я вернулась. Он не мог предположить, что я понятия не имею о том, что Кактус что-то подобрал в лесу, а потом выплюнул и оставил в машине Савелия. Он был уверен, что я забрала у собаки ее добычу, и она лежит где-то дома. В конце концов, кто выбрасывает чехол из высококачественной кожи?
– Звучит складно, – одобрил Васин.
– Да, только для полиции это все беллетристика, – Савелий упрямился, по какой-то причине ему не хотелось признавать очевидную Милину правоту.
