— Аверон, живо спускайся вниз. Запорожец, зови Калами и Ривена, будем проводить внеочередное партсобрание.
Через несколько минут недовольные дети построились в шеренгу передо мной. Старшие всем своим видом показывали, что им здесь нечего делать, они не при делах, а младшие насупились дикими зверьками. Дворецкий занял привычное место на тумбочке.
Я прошлась взад-вперёд, чеканя шаг и заложив руки за спину. Злость стучала в висках маленькими молоточками, но голос звучал ровно:
— Родители бы устыдились, увидев вас сейчас. Чумазые, одеты в чёрте что, превратили дом в помойку, ведёте себя как варвары, не имеющие даже элементарного понятия о благодарности. Почему так? Я не заставляю себя любить, не навязываюсь в друзья-подружки, не ограничиваю свободу, не прошу ничего сверхъестественного и пытаюсь заботиться о вас, но в ответ всё равно получаю одно неуважение. Серьёзно, вам стало хуже с моим появлением в доме?
Калами с вызовом тряхнула головой:
— Эй, тётя, мы осиротели всего два месяца назад, наша жизнь рухнула, и никому до этого нет дела. Мы справляемся с горем как умеем, а умеем мы только так.
— Нет, так вы не справляетесь с горем, так вы разрушаете свою жизнь ещё сильнее, причём в самый неподходящий момент. Через неделю сюда явится комиссия по опеке. Нет нужды напоминать, как сильно ваше будущее зависит от её решения? — О том, что моё будущее в таком же шатком положении, упоминать не стала. — Значит так, дорогие племяннички, пора заканчивать искать оправдания и начинать вести себя по-взрослому. Нравлюсь я вам или нет, теперь мы с вами связаны, и вам придётся меня слушаться.
Дети в возмущении нахмурились, но если думают, будто на этом конец, им предстоит крупно разочароваться. Я хлопнула в ладоши и потёрла ими.
— Конфетно-букетный период на этой ноте объявляется закрытым, переходим к суровым будням. Вы займётесь капитальным наведением порядка в доме прямо сейчас. Сегодня на первом этаже, завтра на втором. И когда я говорю «капитальным», то подразумеваю не перекладывание кучи мусора из угла под диван, а стерильную чистоту.
— Чего? Уборка?
— Зачем? Здесь же не грязно!
— Вам надо, тётя Клара, вы и убирайтесь.
— А если мы не хотим? — прямо спросил Ривен.
— Проблемы индейцев шерифа не волнуют. Или захотите, или Запорожец запрёт вас в комнатах до конца недели. Теперь за работу! У вас много дел, а солнце ещё высоко.
— Ну блин, рабство вернулось…
Каждому из детей я дала собственное задание. Так Калами получила под свою ответственность кухню и столовую — вымыть всю посуду, до блеска оттереть столы, плитку, буфеты и окна, с ковров вымести каждую крошку. Близнецы приведут в порядок раскуроченный холл и гостиную — чтобы ни запаха дыма, ни пятнышка копоти на полу, ни паутинки на стенах или пылинки на шкафах. Ривен займётся мусором. Ему предстоит вынести на помойку всё, что сломано, порвано и безнадёжно испорчено, а мелкий мусор сжечь в печи прачечной. Только Аверону я ничего не стала поручать. Он отправится со мной в рабочий кабинет родителей. В нём я сама приберусь, а малыш поможет по мере сил.
Угроза домашнего ареста снова подействовала как надо. Не переставая ворчать, будто бы столетние старички, племянники поплелись за вениками, вёдрами и тряпками. Сомневаюсь, что до заката такими темпами всё будет убрано, но начало положено, это главное. Вон как радостно запрыгал дворецкий, едва не светится!
Дверь рабочего кабинета была стилизована под книжный шкаф, где вместо ручки следовало потянуть за томик с розой на корешке. Внутри скрывалась весьма просторная комната с рядком высоких и узких окон, в которые пролезет лишь худенький ребёнок. Посередине массивный стол с множеством маленьких ящичков, возле стен шкафы с книгами и аккуратно расставленными на полках игрушками. Я присмотрелась к ним повнимательнее — изящные механические куклы, шкатулки, птицы и зверушки. Красивые, однако далеко не фаберже.
— Их папа сделал, это его первые работы. — Аверон достал лошадку, поставил её на пол и погладил гриву. Игрушка тут же «ожила» — тихонько заржала и поскакала по кругу.
Каждую вещь здесь покрывал слой пыли. В доме, где постоянно что-то взрывается, её всегда полно. Спёртый воздух похрустывал на зубах. Чихнув в третий раз подряд, я открыла нараспашку все окна.
Особо поразило количество фотографий. Качество у них неважное, но сам факт! Не такой уж технически отсталый мир мне достался для жизни. Может, я даже до появления интернета доживу. На всех фотографиях изображены только Рита и дети, счастливые и совершенно нормальные, без зверств во внешности. Ирраса я не нашла ни на одном снимке.
— Твой папа не любил фотографироваться?
— Напротив, очень любил.
Аверон поставил лошадку на место и полез на книжный шкаф, используя в качестве ступенек его полки.
— Раньше тут было много его фотографий, — сказал малыш, что-то ища рукой под потолком. — Но потом папа сжёг их все. Я слышал, как они с мамой говорили, будто так надо. — Через несколько секунд он ловко спрыгнул на пол. — Мне удалось вынуть из камина только эту.
Мальчик показал снимок с подпалёнными краями. С него на мир смотрел улыбающийся мужчина в рабочем фартуке с механической игрушкой в руках. Иррас Солан. Черты его лица слишком сильно походили на Ривена, чтобы сомневаться в отцовстве. Стройный, темноволосый, с густой бородой и благородным орлиным носом, который, к счастью, ни один из детей не унаследовал. Он даже с картинки излучал обаяние, достаточное, чтобы проникнуться симпатией с первого взгляда.
Глаза Аверона заволокли слёзы.
— Мне их очень не хватает. Если бы я хоть что-то сделал!
Опустившись на корточки рядом, я взяла малыша за руки.
— Твоей вины в гибели родителей нет. Никакой. Колесо угодило в яму на дороге, и повозка перевернулась. Иногда такое случается.
— Не правда! Они не погибли!
— Аверон, солнышко…
— Их убили! — воскликнул малыш, уже не сдерживая слёз.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что, — он надул губы, а затем безо всякого предупреждения подбежал к окну и вылез через него в сад. Высунув голову следом, я видела, как ловкий племяш забрался по дереву и скрылся на веранде второго этажа.
Наверное, сейчас лучше оставить его одного, иначе бы он не сбежал от меня таким экстремальным способом. Бедный мальчик, всё ещё не может в полной мере принять случившееся…
— Эх, Рита, — я взяла рамку с фотографией сестры. — Прости, что сдала тебя бабке Марье, но и ты не должна была бросать меня.
Раздобыв ведро с водой и тряпку, принялась стирать пыль, попутно разбирая документы на рабочем столе. К моему разочарованию, пролить хотя бы каплю света на личность Ирраса не удалось. В бумагах не обнаружилось ничего интересного или важного, разве что неоплаченные счета за последние два месяца и куча траурных писем из театра. Сейфа не видно. Если он тут есть, то очень хорошо спрятан. Или вообще находится в другом месте.
