– У Дженни? – сказала я. – Это невозможно.
Офицер был примерно на фут выше меня ростом, при этом его шея была такой же ширины, как голова.
– Извините, – сказал он, хотя в его голосе не было даже намека на извинение. – Я должен был спросить.
Я не оскорбилась. Что бы ни подразумевал Мэтт, я точно знала, что Дженни плохо переносила алкоголь, я не могла припомнить, когда в последний раз видела, чтобы она выпила больше двух бокалов вина. И она не стала бы фотографироваться с бокалом вина в руке, это не соответствовало политике ее сайта, как однажды объяснила она мне, отставив бокал перед тем, как подготовиться к съемке. Она не хотела рисковать, подвергаясь остракизму своих подписчиков, большинство из которых были молодыми религиозными женщинами, не пившими даже кофе, не говоря уже об алкоголе.
– Все нормально. Я никогда не видела, чтобы Дженни… – У меня не хватило слов, чтобы закончить фразу. Нюхала? Кололась? Я не знала, о каких наркотиках он говорит. – Я никогда не видела, чтобы она занималась чем-либо незаконным, – наконец сказала я. – Она почти не пила. Я предполагаю, что у нее внезапно возникли проблемы со здоровьем.
Офицер кивнул, что, видимо, подразумевало, что я веду себя правильно. Потом он записал мою контактную информацию, закрыл блокнот и сказал, что было бы лучше, если бы я на время расследования покинула дом.
Он поднялся до середины лестницы, когда я окликнула его.
– Моя подруга… – сказала я, запинаясь. – Она умерла, да?
– Решение об этом вынесет судмедэксперт.
– То есть… – Что мне теперь делать?
Наши глаза встретились.
– Ваша подруга? У нее была маленькая дочка, не так ли?
Была.
Я кивнула.
– Побудьте с ней, – сказал он.
* * *
В ванной Санджей проигрывал видео на своем телефоне, громко включив звук. Это успокоило детей, но не слишком надолго.
– Где мамочка? – спросила Сесили, когда я вошла туда.
Я пристально смотрела на нее, стараясь не расплакаться. Я слишком хорошо помнила этот вопрос.
Что еще хуже, я знала, что будет после того, как я отвечу.
– Почему мы застряли в ванной? – сказал Майлз.
– Что там за шум? – спросила Стиви.
– Это длинная история, – отговорилась я.
– «Золотые арки»? – прошептал Санджей.
Я кивнула, и он объявил, что мы пойдем и поедим «Хэппи мил». Бесконечные вопросы сменились смехом моих детей, «Макдоналдс» выполнял роль лекарства.
Сесили не обрадовалась, но она больше не настаивала на ответах, даже после того, как я заставила их ждать в ванной, пока Санджей перегонял машину к черному ходу и после того, как мы выпихивали их через заднюю дверь. Во время нашей короткой поездки до ресторана я очень старалась не смотреть на Сесили. Не только потому, что она была вылитая Дженни. Глядя на нее, я вспоминала о том, чего у нее больше нет.
– Тетя Пенни? – сказала Сесили, когда я поставила перед ней «Хэппи мил».
– Да, милая? – сказала я.
– Мамочка не разрешает мне ходить в «Макдоналдс».
У меня защипало в глазах, я лихорадочно заморгала, заставив себя думать о волосках в носу Расса.
– Я знаю, моя сладкая, – сказала я, когда Майлз проскользнул под стол. – Но, думаю, один раз можно… Хорошо?
– Ой, Майлз, прекрати сейчас же! – вскрикнула Стиви, не дав Сесили ответить.
Из-под стола раздался глухой стук, а потом оттуда показался мой орущий во всю глотку сын.
– Ты противная! – сказал он Стиви. – Противная! Ты…
– Майлз, прошу тебя, – вмешался Санджей. – Сядь и ешь свой чизбургер.
– Она стукнула меня по мозгам, – сказал Майлз, снова принимаясь плакать. Он бросил сердитый взгляд на Стиви. – Ты – жирная какашка, и от тебя пахнет точно так же.
– Пенни, – сказал Санджей, внимательно глядя на меня. Я в ответ пристально посмотрела на него, представляя, что бросаю в него картонной упаковкой от картошки фри, потому что он просил меня заняться их воспитанием. Неужели он не мог взять на себя ответственность хотя бы один раз за много дней – за все время? Он приводил всегда один и тот же аргумент: если я рядом, наши дети не слушают его. Они и меня не слушали, но Санджей рассчитывал на то, что я вытащу из своей сумки разные материнские премудрости и либо отругаю их, либо приласкаю и пожалею.
– Ребята, хотите, я расскажу вам сказку? – спросила я детей. Мой голос звучал как деревянный, но дети, кажется, ничего не заметили. Они перестали ссориться и начали высказывать свои пожелания – аллигаторы-мутанты, принцесса, которая носит только брюки, криптонит. У нас было так заведено – они предлагали героев и ключевые элементы, а на мою долю выпадал сюжет. Даже Сесили начала вторить им, сказав, что она хочет, чтобы у принцессы был лягушонок.
Я как раз придумала, что лягушонок принцессы проглотил криптонит, чтобы уничтожить аллигаторов, когда в моей сумке зажужжал телефон. Я приготовилась увидеть на экране имя Мэтта или, может быть, даже номер больницы.
Это был Расс.
– Хотел убедиться, что ты действительно добралась до дому, – написал он.
– Одну секунду, ребята, – сказала я детям, стараясь говорить так, чтобы у меня снова не упало сердце. СМС Расса напомнило мне о том, что от проекта, который я еще не написала и ни за что не напишу в этот вечер, зависело, получим ли мы около миллиона долларов. Что еще хуже, я забыла сказать Рассу, что именно ему придется сообщить Джорджу Блатнеру о том, что нам нечего ему показать. Я стала печатать.
«Прости меня! Я не сделала, потому что…»
Я быстро удалила это и попробовала опять.
«Мне правда очень жаль. Я не смогу сделать…»
Это я тоже стерла. Дрожащими пальцами я написала:
«Моя подруга Дженни умерла. Я не подготовила проект, и завтра на работе меня не будет. Я не останусь в долгу».
«Черт, – через несколько секунд написал в ответ Расс. – Я позабочусь обо всем. Мне жаль, Пенни».
От такого нехарактерно деликатного для него ответа ситуация стала казаться… отчасти реальной. Я глотнула побольше газировки, чтобы подавить рыдания.
За моей спиной Санджей забрасывал в рот картошку фри.
– Все нормально? – сказал он, не проглотив до конца ломтик картофеля.
– Нет. Это с работы.
Сесили, сидевшая за столом напротив, достала из пластиковой упаковки миниатюрную дешевую куклу Барби, но все еще с подозрением смотрела на остатки своей еды в картонной коробке. Я ждала, что она попросит закончить сказку, – даже рассказ про аллигаторов-мутантов был лучше, чем красно-золотистый декор ресторана, в котором раздавался детский визг, моя одежда пропиталась запахом бургеров и картошки фри, и я была вынуждена не признавать реальности того, что у меня больше нет лучшей подруги.
