Ксения ориентируется быстрее — толкает по столешнице подставку и улыбается немного смущенно. На ней спортивные штаны и футболка с длинным рукавом. Вроде бы не самая привлекательная картинка для искушенного взгляда, но я застываю, бессовестно разглядывая свою помощницу. Домашняя, она совершенно другая. Не такая стервозная, какой почти всегда бывает в офисе, а спокойная и расслабленная. Ксения ставит чашки на столе и отходит к холодильнику.
— Торт или кексы? Или всего и побольше?
— Всего по чуть-чуть, — отвечаю с улыбкой. — Я не знал, какой ты пьешь, и сделал без сахара.
— Вкусный, — отвечает Савельева и смеется. — Я пью вкусный кофе. У тебя такой? — она поднимает на меня взгляд и ждет ответа. Не будь мы знакомы так долго, я бы принял это за флирт. Сейчас же читаю в глазах Ксении вызов: она намеренно меня испытывает. Только для чего?
— Надеюсь, — пожимаю плечами и ставлю наконец турку на подставку.
— Садись, дальше я сама.
Спорить не планирую, усталость дня наваливается на плечи, а еще доехать домой как-то надо. Хорошо, что Савельева предложила кофе, хоть немного подзаряжусь. Ксения достает торт, от которого аккуратно отрезана пара кусков, и выставляет кексы — маленькие произведения кондитерского искусства. Даже не представляю, сколько времени и сил она потратила на все украшения, зато ясно оцениваю масштабы ее душевных терзаний. Мда, не думал, что способен довести людей до подобного в обычной жизни. Ладно в бизнесе, там свои правила: переговоры, сделки, контракты, которые заключают с сильнейшими. А здесь… Хмыкаю. Нашу ситуацию обычной назвать язык никак не поворачивается. Так что и способы успокоиться глобальные.
— Точно помощь не нужна? — интересуюсь, потому что Савельева как юла кружит по кухне.
— Нужна. Я решила, что кофе мы будем пить в гостиной, для этих дел там даже столик стоит. Так что разлей пока все по чашкам, а я отнесу сладости.
Делаю все в точности, как просит Ксения, Дождавшись, пока осядет взвесь, разливаю по чашкам, оставляя ей ту, в которой больше пены. Себе кладу сахар — не признаю исключительно горечь в кофе. Не даю Савельевой нести горячие кружки, иду в комнату с ними сам под вздохи помощницы. Ксения молчит, когда мы садимся на диван, сохраняя приличное расстояние между друг другом. А я сегодня продолжаю прощупывать границы, как физические, так и моральные, поэтому бессовестно лезу в личную жизнь своей помощницы:
— Я вдруг понял, что ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты замечательный сотрудник, — произношу мягко, встречаясь с изумленным взглядом Савельевой. Да, кажется, я никогда ничего подобного не говорил. Обычно я только ругаю всех за косяки, а хорошо сделанную работу воспринимаю как само собой разумеющееся. Да и с Ксенией мы часто цапаемся по рабочим вопросам: то я потребую отчет сделать за полчаса, то она начнет дерзить. Так и живем: ничего друг о друге не знаем, зато ругаемся как кошка с собакой. Отламываю вилкой кусочек торта и пробую. — Очень вкусно, — говорю честно и работаю вилкой активнее, потому что внезапно проснулся аппетит.
— Спасибо, — улыбается и приосанивается. Довольная, и у меня на душе от этого вида становится теплее. — Попроси досье у службы безопасности, там все явно интереснее, чем я расскажу.
— Никогда не смотрел за все время работы. Ни у одного сотрудника.
— Доверяешь всем?
— Нет, считаю, что это лишняя процедура, но отменить ее пока никак не могу, — признаюсь открыто. Это дед придумал проверять каждого, копошась в его грязном (и даже чистом) белье. Я же считаю подобную проверку для каждого сотрудника излишней, достаточно упрощенного варианта, который использует большинство компаний. — А сотрудник рано или поздно себя проявит, для этого необязательно ворошить его жизнь.
— Ладно, — соглашается Ксения и заводит разговор, пододвигая тарелку с кексами ближе ко мне. Я стреляю взглядом на часы: без пятнадцати минут три, ночь в самом разгаре, утром нужно будет ехать обратно к Савельевой, так что на сон, если уехать в течение часа, останется в лучшем случае часа три. Но я ни капли не жалею, что решил спросить у Ксении о ней, потому что ею действительно интересуюсь.
Она начинает с самого детства, находя уместную причину: для дела, «вы же должны знать все о своей жене». Я, не перебивая, слушаю о том, как она училась в музыкальной школе, ненавидя фортепиано всеми фибрами души, как радостно бросила, потому что как раз родился Артём и маме некогда было забирать Ксению после поздних занятий. Савельева говорит, как нашла себя в рисовании, рассказывает о мечтах выучиться на дизайнера, которые давно уже перестали ими быть, потому что суровая реальность заставила выбрать что-то более прагматичное. Менеджмент, которым она до сих пор и живет, прекрасно управляясь со всеми рабочими делами.
Ксения рассказывает увлеченно, приправляет слова жестами, иногда смеется, а порой предается приятным воспоминаниям, и тогда уголки ее губ приподнимаются в улыбке. Мне нравится ее слушать. Речь четкая, а голос мягкий. Как будто кто-то заботливо читает сказку на ночь. Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку — беру минуту расслабиться. Ксения продолжает щебетать, а я слушать, но с каждой секундой слова долетают до мозга все хуже. Она говорит о семье, о родителях и отчиме, из-за которого Артём и живет с ней, пока я проваливаюсь в сон, моментально вышибающий в бессознательное.
— Уснул, что ли? — звучит где-то далеко, и я, противясь то ли вопросу, то ли утверждению, давлю из себя сиплое:
— М-м-м, — в моей голове оно звучит как четкое «нет», но тело, видимо, требует отдыха, поэтому совершенно не спешит выбираться из объятий Морфея.
Слишком частое присутствие Ксении каждый день и полное отсутствие личной жизни сказываются сильно — Савельева приходит ко мне в полудреме. На ней тот же фисташкового цвета костюм, только выглядит она иначе. Не такой колючей, что ли, какой всегда бывает в моем присутствии.
— И вот что мне с тобой делать? — звучит растерянно-сексуально, но Ксения медленно и уверенно сокращает между нами расстояние. И что-то мне подсказывает, что ответ ей не требуется, потому что в следующее мгновение она касается моего плеча теплой ладонью. Прикосновение будоражит, оно не такое, как все, которые были. Другое. Она уже не смотрит на меня, как на своего босса. Видит мужчину, и от этого кровь ускоренно несется по венам.
Сердце колотится как сумасшедшее, потому что Савельева опускается на мои колени и тянет край свитера. Стаскиваю его с себя и отбрасываю в сторону, удивленно отмечая, что руки Ксении следуют за одеждой вверх по торсу. Она изучает меня, ласково скользит вверх, пока во взгляде разгорается желание.
— Это приятно. У тебя очень мягкие руки, — топорный комплимент слетает с губ быстрее, чем я успеваю придумать что-то более уместное, но я умело исправляю положение на деле: осторожно касаюсь ее запястий и глажу большими пальцами. Щеки Ксении алеют, она мило смущается и тянет губы в улыбке. Все же происходящее ей тоже нравится.
— Боже, надеюсь, утром ты не подумаешь обо мне ничего такого, — бормочет взволнованно, и я чувствую ее обжигающее дыхание на коже. Ксения пахнет кофе и свежим жасмином. Касаюсь ее лица и отвожу выбившиеся из прически волосы. Савельева ластится и прикрывает глаза, касаясь щекой моей руки.
