Повисает тишина, и я смотрю на пылинки, кружащие в солнечном луче. Затем Джо тихо говорит:
– Я так не думаю. Я считаю, что здесь все началось.
Его слова застают меня врасплох. Долгое время я считала, что этот дом на дереве – декорация к истории моего любовного краха, унижения и страдания. Но сейчас я мысленно перепрыгиваю в ее начало, в напоенный солнцем, бесконечный день, когда два подростка впервые познали друг друга. Если закрыть глаза, я как сейчас ощущаю колючий коврик. Жесткий, деревянный пол. Тело Джо, вжимающееся в мое, – непривычно напряженное, уверенное и настойчивое. Ощущения, казавшиеся новыми и вечными. Боль и блаженство.
Я забыла. Нет, точнее, не забыла, а решила не вспоминать. Но сейчас… Я медленно поворачиваюсь к Джо, в голове у меня звенит. Воздух оживает, я чувствую это. Атмосфера электризуется все сильнее. И в унисон с ней оживает мое тело. Во мне нарастает острый, пульсирующий голод.
Что это? Ностальгическая тоска по тому, что было у нас тогда?
Нет. Это голод сиюминутный. Страстное желание востребовать назад его тело, это место, этого мужчину. Прямо сейчас.
Я нервно встаю, и Джо следует моему примеру. Я смотрю мимо него, в окно, вид за которым остается неизменным еще с тех времен, когда нас не было на свете. Затем медленно поворачиваюсь и смотрю в лицо Джо.
– Порой в жизни выпадает второй шанс, – шелестящим голосом говорю я. – И можно вернуться обратно. Прямо к тому моменту… когда все начиналось.
В лице Джо что-то меняется. Его взгляд, темный и настойчивый, прикован ко мне и как будто вопрошает. Это тот же вопрос, который безмолвно задаю я.
– Я помню каждое мгновение того дня, – говорит он. Его низкий хрипловатый голос звучит завораживающе. – А ты? Мы целовались прямо тут. И мы оба так отчаянно этого хотели, но нервничали, помнишь? Тянули время. Затем наконец ты сказала: «Это тот день?» А я сказал: «Ты уверена?» Потому что я не хотел… – Он осекается, тяжело дыша. – А ты сказала: «Да». И вот тогда мы…
Он делает шаг вперед, неотрывно глядя мне в глаза.
– Прежде всего ты закрыл ставни, – выдавливаю из себя я, и Джо кивает.
– Точно. Именно так и было.
Он неторопливо подходит к окну, плотно закрывает ставни и задвигает щеколду, затем идет назад, а я жду, дрожа.
– Это тот день? – тихо говорит он, и я чувствую, как меня окатывает добела раскаленным жаром предвкушения. Воспоминания, вырвавшиеся на волю, всплывают в мозгу, смешиваясь с новыми впечатлениями.
– Ты уверен? – следуя сценарию, шепчу я.
– Ты уверена? – Он переадресовывает вопрос мне, и я вижу в его лице неподдельную, сиюминутную неуверенность. Он хочет знать наверняка, он хочет, чтобы все было правильно.
Высокомерие и жестокость – вот что я видела в лице Джо последние четыре года. Но сейчас как будто отдернулся занавес, и я вижу того, кто скрывался за ним. Чуткий, глубокий, деликатный Джо, которого я любила, все это время был там.
– Да, – сдавленным голосом произношу я. – Да.
Мгновение мы не шевелимся – примеряемся друг к другу, продлевая агонию. И вдруг его теплые губы касаются моих, я запускаю руки в его волосы, и воздух наполняется тяжелым, бешеным, порывистым дыханием. Нужно притормозить, думаю я, как в тумане. Нет, не то. Совсем не то. Не тормози. О боже… Он уже прижал меня к стене домика, и вся конструкция сотрясается – мои джинсы на полу, и в принципе мы не откладываем дело в долгий ящик.
В конце концов, нам нужно наверстать упущенное за столько лет.
Глава 16
Потом я не могу говорить. Чувства обожжены. Кожа саднит. Мы падаем на деревянный пол, и Джо приобнимает меня. Я прижимаюсь к его груди, и мы смотрим в потолок, как тогда, много лет назад. Солнечные лучики пробиваются тут и там сквозь доски, и я щурюсь.
– Это было… – Джо кажется таким же опустошенным. Он выдыхает с внезапным, изумленным смешком. – Долго же мы к этому шли.
– Четыре года.
– Сколько сексуального напряжения скопилось за эти четыре года.
– Какое лекарство посоветуете, доктор? – с невинным видом спрашиваю я, и он снова смеется.
– О боже. Лекарство такое: не быть придурком. – Он поворачивается и утыкается лицом мне в шею. – Нужно было все тебе рассказать. Нужно было тебе рассказать.
– Я скучала по тебе, – говорю я, и это сильное преуменьшение.
Джо вздыхает и тянет руки к свету, точно пытаясь поймать солнечный лучик.
– Я тоже по тебе скучал.
– Я могла бы быть рядом. – Меня охватывает печаль. – Мне невыносима мысль, что ты прошел через это совсем один.
– Аналогично. Я мог бы быть рядом, когда твои родители расстались. Должно быть, это было… – Он поворачивается и изучающе смотрит на меня. – Как ты сейчас?
– Лучше, чем раньше, – медленно говорю я. – Я начинаю воспринимать картину в целом. Видишь ли, я никогда не могла понять. Мими и папа казались такой идеальной парой. Но прошлой ночью Бин рассказала мне кое-что про них, чего я не знала. И сейчас я вижу все не настолько черно-белым. Я думаю… возможно, их отношения не были идеальными. Возможно, все произошло не на пустом месте.
– Я в этом уверен, – говорит Джо. – На пустом месте ничего не происходит. – После паузы он добавляет: – Так почему ты не на вечеринке?
Этот простой, прямой вопрос застает меня врасплох, и я отвечаю не сразу.
– Мы с папой не разговариваем. Отношения между нами действительно расстроились. Ты понятия не имеешь о том, что за фрукт Криста.
– Вчера вечером имел возможность распробовать, – говорит Джо. – Но ты и папа – это печально. Прежде вы были так близки.
– Ну да. – Я порывисто выдыхаю. – Это в самом деле грустно. Родственники… это такая засада.
– Верно. – Джо кивает. – Хотя у вас, по крайней мере, не доходит до потасовок.
Я понимаю, что он пытается меня подбодрить, и посылаю ему признательную улыбку.
– Я серьезно! – настаивает он. – На моих глазах родные в слезах покидали палату любимой бабушки. Они поддерживали друг друга под руки и утешали, как самая сплоченная семья. От такого зрелища способен прослезиться даже толстокожий медик. А через полминуты они устраивали в коридоре рукопашную. Странно, что клиническая медицина не выделяет такую отдельную категорию, как «пациенты, чьи травмы были получены в приемном покое в ходе семейного конфликта». У вас не вызывали неотложку, так что считай, что вам повезло.
– Пока не вызывали, – говорю я, и он смеется.
– Пока.
– Если папа не будет осмотрителен, Криста доведет его до неотложки, – бормочу я, закатывая глаза. – Из-за переизбытка сексуальных игр.
– Сексуальных игр? – Он вскидывает брови.
