– Сердцевед национального масштаба, – не могу удержаться я от подколки, и он кивает, иронично приподняв брови.
– Сердцевед национального масштаба.
Я молча смотрю на него, сопоставляя его знакомое, реальное лицо с тем, которое порой мелькает в СМИ. Я по-прежнему не могу увязать Джо – моего Джо – с «Доктором Джо, национальным достоянием».
– Одни имеют роли от рождения, – говорит Джо, словно читает мои мысли. – Другим роли навязывают. Да будет тебе известно, я вообще не должен был давать то интервью. Мной закрыли дыру в последнюю минуту.
– Но ведь это же… здорово, да? – осмеливаюсь предположить я. – Слава, всеобщее обожание?
– Сначала я был шокирован, – говорит он. – Это казалось нелепостью. Безумием. Потом минут двадцать мне было интересно. – Он пожимает плечами. – А затем стало препятствием на пути к тому, чего мне на самом деле хочется.
Теперь, по логике дела, я должна спросить, чего ему на самом деле хочется, но что-то меня удерживает. Может быть, гордость. Раньше я знала, чего хочется Джо. Или, по крайней мере, я так думала. Но теперь все кончено, с яростью напоминаю я себе. Кончено.
– Ты расстался со своей девушкой, – почти резко говорю я, внезапно желая расставить все по местам. – Об этом писали в газетах. Мне жаль. Наверное, это было тяжело.
– Спасибо, – кивает он.
– Можно узнать, почему? Или это слишком личное?
– Думаю, я просто раздражал ее, – немного подумав, говорит Джо.
– Ты ее раздражал?
– Думаю, да. – Джо произносит это бесцветным голосом, и я озадаченно смотрю на него.
– И что ее раздражало? Ты не закручивал колпачок зубной пасты? Шумно пил чай? Потому что ты не похож на человека, способного вызвать сильное раздражение. Нет, меня ты раздражаешь, – добавляю я, – но это другое. Это особый случай.
Джо криво усмехается мне – когда-то при виде его усмешки у меня замирало сердце. И, скажем прямо, по-прежнему замирает.
– Что ее раздражало? – задумчиво говорит он, точно начинает философский трактат. – Ну, полагаю, что главным образом мой уровень тревожности, хотя она никогда не признала бы это. Моя «неспособность функционировать как нормальный человек», как она однажды мило высказалась. И зубная паста, возможно, тоже, – мгновение спустя добавляет он. – Как знать?
Я смотрю на него в замешательстве. Джо и тревожность? О чем это он?
– Ты ничего не знаешь, – поясняет он, заметив выражение моего лица. – Одно время я был не в себе. Думаю, это продолжается и сейчас, – поправляется он. – Но я справляюсь.
Я настолько ошеломлена, что не могу сказать ни слова. Попроси вы меня охарактеризовать Джо Маррана, я бы с ходу выдала: Эгоистичный. Красивый. Талантливый. Жестокий. Непостижимый.
Но тревожный? Такого в ассортименте никогда не значилось.
– Мне жаль, Джо, – наконец говорю я. – Я понятия не имела. Вообще.
– Все в порядке. Такое случается.
Я пытаюсь совместить ментальный образ Джо, каким воображала его себе все это время, с новой представленной мне версией. Тревожность. А я-то считала, что он сделан из вольфрама. Что произошло?
Сквозь потолок замшелого пространства по-прежнему грохочет музыка. Кажется, все годы нашего знакомства прокручиваются у меня в голове, словно видео. Все часы, проведенные вместе, – наши игры, разговоры, смех, близость… Само собой, за это время я должна была его узнать – все потаенные, уязвимые закоулки его мозга. Разве нет? Но, напоминаю я себе, какую-то часть себя он всегда утаивал, словно не доверял никому, даже мне.
– У тебя есть кто-нибудь? – спрашивает Джо, как будто желая увести разговор подальше от себя. – Ты встречалась с парнем по имени Доминик.
– О, Доминик. – Я морщусь при воспоминании о том, как расхваливала его перед Джо. – Нет. Он оказался… да не важно. Нет, никого нет.
Мы снова потягиваем шампанское, а музыка все гремит. Затем Джо нарушает молчание:
– Эффи, ты сказала, что у тебя дело в «Зеленых дубах». – Он прищуривается. – Могу я чем-то помочь?
– Нет, – говорю я отрывистее, чем хотелось бы. – Спасибо.
Хотя, пожалуй, Джо мог бы быть полезен. И он, возможно, более уязвим, чем мне представлялось. Но это не означает, что мы помирились или что я готова ему довериться.
Мой отказ его задевает, но затем он снова собирается с духом.
– Эффи…
Джо делает паузу, она длится неестественно долго. На самом деле так долго, что я начинаю смотреть на него во все глаза.
– Что? – наконец говорю я. – Что?
– Мне нужно кое-что сказать… – Он снова осекается и резко выдыхает, как будто внутренне борясь с собой.
– Что? – осторожно говорю я.
Следует еще одна продолжительная пауза, и когда наконец Джо поднимает глаза, его лицо кажется совсем другим. В нем читается мрачность и решительность, но вместе с тем страх – такое выражение бывает у человека перед подъемом на гору.
– Ты была права, – быстро произносит он, как будто не давая себе возможности передумать. – Я о том, что ты написала в сообщении, раньше. Я действительно ломаю себе голову над тем, как загладить перед тобой свою вину. Все это время, с того самого вечера. Я знаю, что сделал тебе очень больно, знаю, что разбил тебе сердце, я думаю об этом каждый день. И я… – он потирает лоб, – в отчаянии.
Меня начинает лихорадить. Адреналин зашкаливает. Те несколько раз, когда мы встречались после разрыва, мы держались осторожно и формально. Мы никогда не переступали «черту».
А теперь заступили за нее. Мы ковыряем коросту той части нашей любовной истории, которая так и не зажила. Я уже закалилась и готова к боли, но в то же время чувствую странное волнение, потому что миллион раз представляла себе этот момент.
– В сообщении я пошутила, – говорю я.
– Я знаю. А я не шучу. Я серьезно. – Он делает еще один глубокий вдох. – Слушай, Эффи, я так…
– Не надо! – почти яростно перебиваю я и вижу на его лице потрясенное выражение. – Пожалуйста, Джо, – продолжаю я более спокойным и вместе с тем дрожащим голосом. – Не говори, что сожалеешь. Ты миллион раз говорил это. Я знаю, что ты сожалеешь. Я не хочу этого слышать. Я хочу узнать почему. Почему ты меня бросил? У тебя кто-то появился? – Я вглядываюсь в его лицо – такое знакомое и вместе с тем остающееся загадкой – и внезапно чувствую отчаяние. – Почему?
Мы оба бесконечно долго молчим. Я неотрывно смотрю в темные глаза Джо, как делала это всегда, когда мы лежали в постели. Пытаясь проникнуть в их глубины. Желая, чтобы они поведали тайны, которые он оберегает. Откроет ли он мне доступ к самому сокровенному в себе? Наконец?
– Это было… – тихим голосом нерешительно начинает Джо. – Ты многого не знаешь.
