Я слушаю и соплю от негодования. Дом на дереве! Да как он смеет вот так, походя, вспоминать о нем! Он что, совсем бесчувственный?
Пожалуй, так и есть. Точно. Я совершила ошибку, влюбившись в бесчувственного мужчину. Теперь все встало на свои места.
– Как же нам повезло, что мы выросли здесь. – На лице Бин застывает улыбка, и я даже со своего места вижу, что ее глаза сияют.
Джо, похоже, с ней согласен, потому что добавляет:
– Но все к лучшему.
– Точно. Все к лучшему! – еще более радостно говорит Бин. – Нужно двигаться дальше.
– Конечно, – с неожиданной добротой в голосе отзывается Джо. И как бы невзначай добавляет: – А Эффи здесь?
– Нет, она не смогла прийти. – Бин делает паузу и торопливо продолжает: – Вообще-то у нее свидание. Со спортсменом-олимпийцем. Она принесла ему лимонный сорбет, и у них все закрутилось.
– Со спортсменом-олимпийцем? – Джо выглядит удивленным. – Надо же!
Да, думаю я, сидя за розовым кустом. Вот так-то. Скушай, Джо.
– Он теперь филантроп, – взволнованно добавляет Бин. – Бизнесмен и филантроп.
Вот так бы и расцеловала ее.
– Да он просто находка, – говорит Джо неожиданно пресекшимся голосом. Или мне это показалось?
– Ну ладненько, мне пора бежать. – Бин бросает обеспокоенный взгляд на часы. – Я опаздываю. Ты же будешь на семейном ужине?
– Похоже на то. – Джо приподнимает брови. – Хотя не уверен, что мне там место.
– Да ну, ты же практически член семьи, – неопределенно выражается Бин, при этом на ее щеках проступает румянец. – Поэтому, я полагаю, Криста решила… – Она неловко умолкает.
Ей не хочется договаривать: Криста пригласила тебя, потому что ты теперь знаменитость. Но это чистая правда. Криста бесстыжая. Она будет хвастаться тем, что с ним накоротке. И Джо, судя по кривой улыбке, это прекрасно понимает.
– Очень любезно со стороны Кристы, – вежливо говорит он. – Так внимательно.
– Да. Ну, – Бин торопливо проводит рукой по волосам, – мне действительно пора бежать. Увидимся!.. Я в списке, – обращается она к вышибале, подходя к дому. – Бин Талбот.
– А это что? – вышибала указывает мясистым пальцем на птичью купальню, с которой Бин по-прежнему не расстается. – Подарок семье?
– Нет, – терпеливо говорит Бин. – Я и есть семья. Это птичья купальня.
Вышибала, судя по его виду, впервые слышит о таком предмете и мгновение недоуменно таращит глаза. Потом он с подозрением осматривает купальню, переводит взгляд на Джо, внимательно смотрит на него, и тут его физиономия разом проясняется.
– Погодите. Вы же тот доктор. Из телика.
– Да, – после паузы сознается Джо. – Это я.
– Моя девушка от вас без ума! – Вышибала вдруг разом оживляется. – Просто без ума! Она поменяла контрамарку Гарри Стайлса на вашу. А для нее это, я скажу, решение, потому что она любит Гарри Стайлса. Я, типа, говорю: «Малышка, а ты уверена?» – а она, такая: «Доктор горяч».
Он глядит на Джо, словно ожидая соответствующей реакции, и я сильно закусываю губу, потому что иначе лопну от смеха.
– Что ж, – говорит Джо, – спасибо. Это… честь. Но должен сказать, что у меня зарок не подмазываться с контрамарками к женщинам, чьи бойфренды способны уложить меня одним ударом.
– Я сейчас ей напишу. – Вышибала уже не слушает и строчит сообщение. – Знаю, это против правил, но можно селфи?
Он хватает Джо и радостно скалится в экран телефона, в то время как Джо смотрит прямо перед собой – не то чтобы игнорирует его, но и улыбку из себя не выдавливает. Затем слышится телефонный рингтон, и Джо с явным облегчением говорит:
– Извините, но мне нужно ответить.
Он отходит в сторону, чтобы принять звонок, Бин исчезает в доме, и на какое-то время воцаряется тишина. Я снова осторожно меняю позу, потому что мышцы на ноге начинают затекать. Ситуация становится абсурдной. Что мне делать? Как проникнуть в дом? Ручная граната сохраняет актуальность. Или требуется совершенно иной план, с поправкой на то, что его у меня нет.
Гости между тем мало-помалу прибывают. Целое семейство при полном параде подошло к входу и было допущено внутрь. Я понятия не имею, кто они такие – должно быть, это знакомые Кристы. Вот появился Кеннет из гольф-клуба – он в клетчатом галстуке-бабочке и, приняв вышибалу за гостя, начинает вежливо прощупывать почву: «Уверен, мы прежде встречались…» – но вышибала вносит ясность и направляет его в дом.
Джо, все еще разговаривая по телефону, проходит мимо, и я напрягаюсь.
– Мама, привет, – говорит он. – Я пропустил звонок? Да, я здесь. А, понятно. Ну, не переживай, я еще не заходил, я дождусь тебя. – На мгновение он замолкает, слушая. – Нет, не говори ерунды. Мы зайдем вместе. Увидимся через десять минут.
Он отходит к дому и принимается что-то читать в телефоне. Ждать маму – это так галантно с его стороны, с неохотой признаю я про себя. Но вообще-то они всегда были близки. Отец Джо умер, когда он был маленьким, а сестра Рэйчел старше его на одиннадцать лет. Когда она уехала в университет, Джо с мамой остались вдвоем. В младшей школе Джо немного дразнили, потому что его мама была директрисой, но он воспринимал это спокойно, точно все это было не важно. Он твердо знал, чего хочет от жизни. Он видел картину в целом задолго до всех нас, остальных.
Должно быть, сейчас она очень им гордится, с легкой горечью думаю я. Вся страна обожает ее драгоценного талантливого сынишку. От вышибал до премьер-министра. Все до единого обожают Джо. Кроме меня.
Возможно, хороший хирург должен быть отчасти жестоким. Возможно, именно поэтому он так скверно обошелся со мной и просто ушел. Не знаю. Как я ни любила его, но мне так и не удалось узнать его по-настоящему. Я так и не добралась до его самой маленькой матрешки. Эту часть себя он всегда держал под замком.
К примеру, когда он поступил в Королевский колледж Лондона, чтобы изучать медицину, все страшно удивились. Не знаю, как я представляла себе его жизненные устремления. Я знала, что у него хорошие, сильные, исключительно умелые руки, но считала, что это руки пианиста, а не хирурга. Он играл джаз на фортепиано в школьном оркестре и шутил, что может зарабатывать на жизнь, выступая в барах. Я принимала его слова за чистую монету.
Я знать не знала, что он подал заявление в медицинский колледж. Он держал это в строжайшем секрете. Он что-то говорил про физику в Бирмингеме, или что, пожалуй, пропустит год и займется фортепиано, или будет преподавать, как мама… Но все это была дымовая завеса, скрывающая правду, скрывающая его честолюбивые амбиции.
Когда его зачислили, он признался мне, что не хотел распространяться о своих планах на случай, если потерпит неудачу. Он тайком работал волонтером в местной больнице, дежурил до утра, делал все необходимое, чтобы подать заявление в медицинский колледж, и никто, кроме матери, об этом не знал. Даже я. Сердцевина у него определенно покрыта вольфрамовой оболочкой.
