Поэтому нападавшие вели себя свободно. Они подъехали на двух темно-синих микроавтобусах и обрушили на растерявшуюся охрану неприцельный автоматный огонь.
Стоявшие на вахте сотрудники охранного предприятия, посчитав, что ведение боевых действий не входит в их договор, поспешно оставили поле сражения. Быки отца Аполлония из числа братвы посчитали нападение очередным рейдом ОМОНа. Они сразу растянулись на полу коридора и сложили руки на затылке.
Предводитель нападавших махнул рукой:
— Пятеро в зал, трое со мной, двое остаются на входе!
В это время отец Аполлоний продолжал вещать:
«Узкими вратами спасетесь! Геенна огненная, дети мои! Огонь — вот что ждет всех остальных!»
Вопль ужаса десятков людей заглушил его слова. От входа в зал прямо в потолок ударила струя огня. Собравшиеся побросали чашки с недоеденным рисом и, не дожидаясь бананов, рванули врассыпную к дверям служебного и аварийного выхода. Но они и сами раскрылись, и оттуда появились люди в черном. Они принялись стрелять в толпу из автоматов одиночными выстрелами, целясь то в одного, то в другого.
Наконец толпа нашла свободный выход, и все устремились в узкие врата. Но вместо спасения многие обрели здесь лишь увечья и смерть.
В это время в апартаментах самого отца Аполлония трое налетчиков во главе с предводителем потрошили сейф. Не брезговали и доверенностями на движимое и недвижимое имущество. Вероятно, в их распоряжении также имелся нотариус, способный, не моргнув глазом, заверить акт насильственного дарения.
Деньгами и документами они набили четыре большие парашютные сумки. Предводитель убедился, что сейф и шкафы пусты, и дал команду:
— Уходим!
На его шее золотом блестнул амулет — маленький череп с крылышками.
Бойцы подхватили сумки и бегом помчались по коридору. Предводитель заскочил в зрительный зал и с минуту созерцал устроенный там погром. Люди с криками боли и ужаса все еще пытались вырваться и давились в тесноте оставленного им выхода. Время от времени раздавались выстрелы, и языки пламени поднимались к закопченому потолку. Проповедника Аполлония видно не было, вероятно, он свалил одним из первых.
Предводитель оглушительно хлопнул взрывпакетом. По этому сигналу бойцы в черном сорвались с постов и бросились бегом по коридору к выходу, у которого их ждали машины. Предводитель отступал последним.
Возле выхода он с удивлением обнаружил столпившихся в недоумении бойцов, а также два бесчувственных тела тех, кто охранял вход, и три тех, кто нес сумки с деньгами и ценными бумагами. Оставшиеся в строю побросали их в микроавтобусы и погрузились сами.
По дороге потерявшие сознание стали понемногу приходить в себя. Из их путаных пояснений удалось понять, что когда они выходили с деньгами, к самым дверям подкатил третий, точно такой же микроавтобус. Из него выскочили такие же бойцы в черных комбинезонах и шапках-масках и вырубили всех с помощью электрошокеров. Дальше — молчание.
Но всем было ясно, что сработали свои.
Крюков, узнав о бойне в кинотеатре, прикатил туда вместе с Рудаковым. Кинотеатр был оцеплен, у дверей и внутри работала следственная бригада.
Крюкова пропустили в здание, Рудаков предпочел потолкаться среди зевак и послушать сплетни. Внутри зрительного зала стояла нестерпимая вонь. Пахло горелым и кровью.
— Что у вас тут стряслось? — спросил Крюков одного из знакомых шабановских оперов.
— Понять не можем. Свидетели поголовно утверждают, что была стрельба и пожар. Следы пожара — вот они — весь потолок прогорел. А стрельбы — ни пули, ни гильзы.
— А разве трупов не было? — не понял Крюков.
— Как не было? С десяток увезли. А раненых еще больше. Но — ни одного пулевого ранения. Все пострадали в давке. Можешь как-нибудь это объяснить?
— Стреляли холостыми, чтобы устроить панику, — предположил Крюков.
— А гильзы?
— Гильзоуловитель приспособить несложно. Охотники, у кого полуавтомат «МЦ», лет тридцать такие применяют, чтобы гильзы не разбрасывать.
— И на хрена им это понадобилось?
— Сам видишь — паника есть, жертвы есть, бабки хапнули, а доказать ничего нельзя. Что говорят свидетели?
Опер сокрушенно покачал головой:
— Напали черные слуги сатаны, устроили геенну огненную, Армагеддон. Как прикажешь в протокол писать?
— Ну вот, сам видишь, — развел руками Крюков.
— Фейерверк какой-то.
— «Фейерверк», говоришь? — насторожился Крюков. — Ладно, я поехал. Передавай привет Шабанову.
Он вышел на улицу. Рудаков, завидя его, выбрался из толпы и направился к машине.
— Что-нибудь интересного услышали? — поинтересовался у него Крюков.
— Есть кое-что, — прищурился Рудаков. — Один парень кобеля своего тут выгуливал, говорит — те, черные, на двух «рафиках» подъехали. А когда они с сумками выходили, подскочил еще один такой же «рафик». Из него выскочили такие же черные, побили тех, первых, забрали сумки и уехали. Потом те, первые, оклемались и тоже свалили. Что думаешь по этому поводу?
— А может быть, это и есть «Фейерверк»?
После всего услышанного вопрос с «Фейерверком», занимал его больше всего. Кроме Мясника, разумеется.
Часть третья
Да будет завтра
24
Мор, обрушившийся внезапно на участников дебатов, насторожил Крюкова. Поэтому он решил навестить отца Николая и предупредить об опасности. Тот был занят устройством дел своей сирой и убогой паствы бомжей и наркоманов.
— Власти совсем достали, — пожаловался священник Крюкову, когда тот разыскал его возле храма. — И светские, и духовные. «Закрывай свой бомжатник», — говорят. И что прикажете делать? А тут один из ваших повадился с проверками. Но у меня такое впечатление, что он просто взятку вымогает. Вон он, кстати, снова явился. Может, поговорите с ним?
Крюков глянул в сторону коллеги-взяточника и тут же спрятался за угол. По дороге, ведущей к храму, уверенным шагом хозяина жизни двигался младший лейтенант милиции Иванашко.
— Вы что? — с удивлением спросил Крюкова священник.
— С этим, батюшка, говорить бесполезно. Его убивать надо. Он взяточник по призванию. Берет все, даже, извиняюсь, дерьмо, если оно не очень жидкое. Отпустите грех авансом.
— Что вы, так нельзя. Нужно попытаться вразумить грешника.
— Тюрьма его вразумит! — Крюков на миг призадумался и вдруг хлопнул себя по лбу. — Сейчас попробуем вразумить. Вот что, честной отче, предложите-ка ему вот эти сто долларов.
Крюков протянул священнику зеленую бумажку.
— Как можно?!
— Не бойтесь, они фальшивые и подписанные. — Крюков развернул купюру, внутри которой было фломастером написано «Взятка». — Только предлагайте не сразу, а ровно через пять… нет, лучше через восемь минут.
