К ним приближалась волна. Она был намного выше, чем все, с чем они когда-либо сталкивались. Это была черная стена воды, сверкающая отраженными огнями буровой установки, и она казалась такой же твердой, как и сама платформа; она поднималась над Кроссом, как огромный сапог, готовый наступить на него.
Она все приближалась и приближалась, окружая и обволакивая Кросса. Ему казалось, что он находится в длинном туннеле, стены которого были сплошь покрыты водой. Затем стены туннеля начали разрушаться, когда волна накрыла их, и все, что Кросс мог сделать, это сделать последний вдох и помолиться.
"Ооххх, дерьмо!" - Донни Макгрейн видел много волн, но никогда не видел ничего подобного. Откуда, черт возьми, она взялась? Казалось, что каждая вторая волна была транзитным фургоном, а эта - танком "вождя". Он опустил голову, выставил вперед руки в гонке вольным стилем и сильно ударил ногой, не обращая внимания на вздымающиеся легкие и ноющие мышцы, когда он вытянул из своего тела последний всплеск скорости. Ему не нужно было смотреть; он чувствовал тяжесть воды, которая дугой накатывала на него, когда он мчался на волне к буровой вышке.
Теперь лестница была всего в нескольких метрах от него. Казалось, она дразнила его умоляющие пальцы, когда он вытянул правую руку и чуть не упал.
Теперь он чувствовал, как его тащит вниз по течению волна, готовая со всей своей мощью разбиться о человеческую структуру, которая имела наглость сопротивляться ее путешествию через океан.
Левая рука Макгрейна перекатилась через его тело и потянулась к лестнице . . . и хотя его пальцы касались металла, он не мог заставить их держаться.
Он снова ударил ногой, когда гребень волны ударил по ноге высоко над ним, сделал последний отчаянный выпад и почувствовал, как его кулак сжался вокруг ступеньки, когда вода швырнула его на лестницу, выбив дыхание из легких. Макгрейн скорее почувствовал, чем увидел, как Кросс швырнул лицо в ноги, всего в паре метров от него, и тут ему показалось, что вся тяжесть семи морей обрушилась на него, когда волна обрушилась вниз, оторвала его от лестницы и глубоко засосала в свои объятия.
Проблема была не только в его собственном положении. Макгрейн чувствовал, как тяжесть Кросса тянет его вниз, и он знал, что новичок, даже такой опытный во многих других военных дисциплинах, должен был чувствовать себя дезориентированным, когда его погружали ночью под воду. Если Кросс начнет плыть глубже, а не подниматься на поверхность, он утопит их обоих.
Но тут Макгрейн почувствовал, что веревка под ним ослабла. На мгновение ему показалось, что Кросс перерезал веревку, не желая тащить их обоих вниз. Он был из тех людей, которые способны на такое безумное самопожертвование. Но тут Макгрейн увидел на фоне темной воды пятно еще более глубокой, кромешной черноты и подумал: "Понтон!" - и во второй раз врезался в необработанную сталь. Он потянул за леску и почувствовал ответный рывок. Значит, Кросс был в сознании. Макгрейн снова дернул леску, на этот раз потянув ее вверх. Он помолился, чтобы Кросс понял намек, оперся о понтон, присел на корточки, а затем рванулся вверх. Кросс последовал за ним, и Макгрейн начал брыкаться, пытаясь выбраться на поверхность.
Он запыхался, а они все еще находились по меньшей мере в десяти, а может быть, и в двадцати метрах под поверхностью. Макгрейн не обращал внимания на боль в легких и боролся с кричащими голосами в голове, искушающими его выдохнуть, выдохнуть весь несвежий газ из тела и втянуть чистый, свежий воздух обратно.
Но там не было воздуха, только вода. Вдохнуть-значит утонуть и умереть. Он должен был довольствоваться тем, что имел . . . но ему так, так хотелось выдохнуть.
Макгрейн снова ударил ногой и почувствовал, что Кросс делает то же самое, когда веревка снова ослабла. Макгрейн почувствовал, как его лишенный кислорода мозг начинает шипеть, как не настроенный телевизионный экран. Блаженная, безболезненная бессознательность была всего лишь мгновением впереди. Теперь он опирался не на свое обучение плаванию, а на жестокие уроки, которые ему преподали, как сопротивляться боли пыток, заглушать агонию, игнорировать все свои самые глубокие инстинкты.
Он брыкался снова, и снова, и снова, потерявшись в черной, лишенной солнца Вселенной, в которой не было ничего, кроме боли, воды и ударов ногами . . . и вдруг его голова вынырнула из воды на открытый воздух, и теперь он мог открыть рот и втянуть соленый воздух глубоко в свои голодные легкие. Он ступил на воду, огляделся и увидел, что Кросс позади него делает то же самое, а за ним - лестница, которая просто невозмутимо торчала сбоку ноги, как бы говоря: - “Ну и где же, черт возьми, ты был?”
Море теперь казалось немного спокойнее, и Макгрейну не составило особого труда ухватиться за нее, взобравшись на несколько ступенек и помогая переправиться вслед за ним. - "Ладно, - сказал он, - давай поднимемся на самый верх этой ублюдочной вышки.”
На палубе "паука" не было никаких признаков присутствия врагов, равно как и признаков того, что они там побывали. Платформа была прямоугольной формы, и на каждом конце длинных боковых сторон были металлические лестницы, заключенные в защитную стальную сетку, но в остальном открытые для элементов, которые зигзагообразно поднимались по внешним сторонам платформы. Миновав три нижние палубы, они поднялись на главную палубу. Жилой и административный блок располагался в одном конце главной палубы, а вертолетная площадка располагалась на ее крыше. Различные технологические функции производственного блока находились на другом конце палубы, как можно дальше от жилых помещений, а вышка возвышалась над платформой между ними. Как только он вышел из воды, Кросс вставил свой наушник и теперь снова получал информацию от Дейва Имбисса.
“Мы потеряли еще двух заложников, - сказал ему Имбисс. - Противники все еще распределены, как и раньше: большинство в столовой и жилых помещениях, некоторые у вышки - я думаю, они внизу, возле поворотного стола, прямо у бурильной колонны, хотя сигнал все еще прерывается. Не похоже, чтобы кто-то ждал гостей. Тот, кто стоит у вертолетной площадки, - единственный наблюдатель, но он не из тех, кто любит бывать на свежем воздухе, - большую часть времени он проводит в попытках укрыться от непогоды. Я предлагаю сначала убрать его, просто на тот случай, если он начнет делать свою работу.”
- Принято, - сказал Кросс. “А как насчет экипажей "Хиндов" - они что-нибудь видят?”
“Сомневаться в этом. У тех, кто на площадке, не будет прямой видимости из кабины до всего, что происходит под ними. Что же касается птицы в воздухе, то если кто-то высунется из боковой двери и посмотрит вниз, то, возможно, увидит людей, двигающихся по открытой палубе. Но видимость паршивая, так что будет очень трудно отличить нас от их приятелей, и если эти ребята не обученные спасатели воздушного и морского флота, в чем я серьезно сомневаюсь, я не вижу, чтобы они хотели высунуть голову из кабины в такой шторм.”
“Понятно. Есть признаки размещения взрывных устройств?
“Насколько я понимаю, нет, но это не значит, что их там нет.”
На одном уровне Кросс был доволен явной беспечностью людей, захвативших платформу. Их неспособность предпринять какие-либо очевидные шаги, необходимые для того, чтобы навредить кому-либо, готовящемуся к контратаке, значительно облегчила Кроссу задачу поднять своих людей на борт. Но это была явно хорошо спланированная и безжалостно выполненная операция. Так зачем же делать такую очевидную ошибку? И что делали вертолеты, болтаясь поблизости, когда - как он намеревался продемонстрировать - их можно было легко уничтожить? Было ясно, что тот, кто планировал это нападение, никогда не имел намерения позволить ему разыграться надолго. На самом деле все это выглядело как самоубийственная миссия. Но с какой целью? Был ли это просто случай убийства как можно большего числа нефтяников и создания беспорядка на платформе? Или было что-то еще?
