Гемма бросилась к мужу.
— Ах, Мариан, я так испугалась! Это Дракон! Великий Дракон вернулся!
Заметив нас, молодая женщина замолкла, и ее глаза округлились. Сизер мягко отцепил от себя жену и прошел вперед, за ним прошли мы с лларой; Рик остался у входа.
Мы оказались в том самом секретном кабинете Брадо, где я однажды под столом пряталась. Пухлая служанка, кормилица, наверное, стояла в углу с младенцем в руках, а в кресле сидела Кинзия с Тео. Мое появление ее совсем не удивило; склонившись к Тео, она сказала ему:
— Не бойся, малыш. Никто тебя не заберет.
Я пошла вперед, но остановилась, когда Кинзия создала вокруг кресла полосу пламени.
— Отдай ребенка, Кинзия, — велел Мариан.
— Я никому не отдам Тео.
— Отдашь, — зловеще проговорила я, — отдашь!
— Ты ничего здесь не получишь, — ответила Кинзия, улыбаясь, и отблески собственного пламени заплясали в ее топазовых глазах.
Я сжала руки в кулаки, ощущая, как меня гнет желание ударить в нее огнем, поменять форму, забрать Тео безо всяких разговоров… но я могу навредить ему, если буду так действовать, поэтому надо держаться.
— Эньора Кинзия, вы должны вернуть ребенка матери, — сказала ллара Эула, выйдя вперед.
— Она не мать, — покачала головой Кинзия. — Она ничего не знает о долге, о воспитании. Она дурная кровь, незаконнорожденная. Она не мать… она не заслужила…
Сизер попытался подавить огонь сестры, чтобы пройти к креслу, но он вспыхнул снова, и плад отшатнулся, потому что теперь это было пламя смерти, и оно испугало не только Мариана, но и Тео. Мальчик заплакал, почувствовав угрозу чужого пламени, я инстинктивно двинулась к нему; ллара остановила меня, удержав за руку.
— Тихо, маленький, ну что ты, — проворковала Кинзия, целуя Теодора в темные колечки кудрей, — мама никогда тебя не обидит, мама тебя защищает. Никто не заберет тебя, мой милый.
— Это мой сын! Я его мать! — вскричала я, теряя контроль над собой — видеть эту гадину, целующую моего ребенка, было невыносимо.
— Кинзия, Великий Дракон здесь, и он хочет, чтобы вы вернули Теодора матери, — сказала Эула. — Слышите? Он здесь, и если его воля не будет исполнена, пострадают люди.
— Великого Дракона не существует.
— Что вы такое говорите?
— Я говорю правду, — ответила женщина, и ненормальный блеск ее глаз испугал меня. Не свихнулась ли она часом? — Никакого Дракона не существует.
— Он здесь, на крыше замка — стены ходуном ходят! Не сердите Дракона, эньора, отдайте ребенка.
— Это мой ребенок.
— Кинзия… — умоляюще протянул Мариан.
— Молчи! Не желаю ничего слушать! — заявила она и, поднявшись, отошла подальше от нас. — Великого Дракона не существует, понятно вам? Если бы он существовал, давно бы дал мне ребенка, услышал мои молитвы, потому что я была хорошей женой! Теодор мой, я выстрадала его! Сам император отдал его мне на воспитание, потому что я этого достойна! Это мой сын, слышите? — с вызовом сказала она, обводя нас взглядом. — Я его никому не отдам!
Я смотрела на Кинзию и не узнавала ее. Это была уже не та молодая красавица, о которой говорили с придыханием и восхищением; теперь мы видели средних лет женщину с искаженным лицом и оскаленным тонким ртом. Что это — безумие или отчаяние?
— Тео боится твоего огня, Кинзия, — проговорила я, боясь, как бы она ни навредила моему сыну.
— Он не меня боится, а вас! Уходите!
Я посмотрела на Мариана, и его ответный взгляд был несчастным.
— Понимаешь теперь? — проговорил он тихо. — Не способна она ни на какие убийства; ей не до этого, ее ничего не волнует, кроме Тео.
— С каких пор она считает его своим сыном?
— С тех самых, как мы его забрали.
— И вы молчали? — обвинительно бросила ллара Эула. — Позволяли женщине, которая не в себе, нянчить ребенка?
— Она не опасна. Она просто хочет быть матерью.
— Но вы же понимаете, что это ненормально, Мариан!
— Все было под контролем, — пробормотал Сизер и, поглядев на Кинзию, улыбнулся ей; сестра вернула ему улыбку. А потом плад махнул рукой и накрыл пламя-границу своим пламенем, потушил его, как колпаком, и метнулся к Кинзии.
Тео закричал, взвилось красное пламя; я бросилась к сыну, которого держал теперь Мариан; другой свободной рукой он удерживал бесчувственную сестру. Что Сизер сделал с женщиной, мне было все равно; я забрала сына и прижала к себе. Гемма подбежала к мужу и помогла ему уложить Кинзию на пол.
Больше меня здесь ничего не держало. Развернувшись, я вышла из кабинета, крепко держа на руках сына.
Самым важным было забрать Тео, но этим мои цели не ограничивались. Вернувшись с сыном в гостиную, я подошла к камину и, глядя в родовой огонь, стала думать о том, что делать дальше.
Мариан в страхе пообещал мне все, но слова ничего не значат. Как бы ни хотелось просто уехать с сыном, я должна сначала со всем разобраться. Перехватив Тео поудобнее в руках, я поцеловала его во влажный лобик и проговорила:
— Видишь огонь, Тео? В нем живут твои предки, твой дед Брадо. Я рассказывала тебе о Брадо, помнишь? Последний истинный плад империи Огня.
Быть может, сын вспомнил мой голос, и реветь перестал. Икнув, он начал меня рассматривать. Увиденное ему, как я думаю, понравилось, и он схватил меня за косу. Это ему тоже понравилось, и на мордашке, которая совсем недавно кривилась и была залита слезами, появилась улыбка. Я ойкнула, когда Тео сильно дернул меня за косу, и сын, радостно охнув, тотчас повторил сделанное.
Как зачарованная, я смотрела в личико сына, в его карие глаза, более светлые, чем мои, на его волосы, тоже не такие темные, как мои. Он уже так изменился — совсем другой!
— Эньора, — услышала я голос Рика, — Сизеров бы того, запереть, а то сдристнут.
— Что за выражения, Рик! — возмутилась ллара Эула.
— Но ведь сдристнут же!
— Действительно, — сказала я, — их нельзя выпускать. Жако!
Управляющий, дежурящий у двери гостиной, торопливо подошел ко мне; как и все, он был поражен явлением «Великого Дракона», но держался, в отличие от остальной прислуги, запрятавшейся по подвалам и ходам.
— Слушаю, эньора.
— Ты все слышал. Сизеров выпускать нельзя, и с остальными тоже надо решить вопрос. Собери людей во дворе; пусть ничего не боятся. Я поговорю с ними.
— Ох, не стоит, — вставил свое экспертное мнение Рик, — они стрельнут в вас или еще что сделают, зуб даю.
— Помолчи уже! — вспылила перенервничавшая ллара и в сердцах треснула по плечу парня ладонью. — Молоко еще на губах не обсохло, а лезешь во взрослые разговоры!