— Не всегда, эньор. Порой даже в благословленном браке у пладов рождаются обычные дети без благодати.
— Но как определить, был ли союз благословлен? Некоторые считают, что если огонь ведет себя спокойно, то это одобрение пары; другие возражают, что это неодобрение. Так же и с родовым огнем: кому-то в семье он отвечает, светит приветственно, а при ком-то безразличен.
— Родовой огонь не менее чем Священный требует почтения.
— Дело не в почтении. Вернемся к нашим смертным ипостасям. Большинство пладов, умирая, возвращаются в огонь, теряя память и привязанности, но некоторые возвращаются в той же ипостаси. Что вы подумали, ллара Эула, когда в вашем храме впервые появилась Валерия Гелл?
— Такова драконова воля.
— Абсолютно верно. Такова драконова воля — воля Лери. Она сгорела во время пожара в Тосвалии, но вернулась к жизни в Священном огне тоглуанского храма.
— Значит, я вернулась по своей воле? — спросила я; многое, о чем говорили эти двое, было мне непонятно, но лично о себе не спросить я не могла. — Каждый из нас может возвращаться к жизни по желанию?
— Нет, далеко не каждый. Нужны особые условия — цель, которая держит сознание, не дает ему раствориться в окончательном забытье, или зов. Тебя еще и звали, Лери.
— Кто? — одновременно с Эулой спросили мы.
— Брадо Гелл, которому срочно нужно было отыскать наследника. Его поставили в жесткие рамки и он, конечно же, истово молился, чтобы нашелся-таки плад или пладесса из рода Геллов. И наследница нашлась, — произнес Элдред, выразительно на меня глядя.
— Получается, чтобы вернуться к жизни в той же ипостаси, нужно, чтобы плада позвали?
— Да. Вспомните обо всех, кто «переродился». Во-первых, все эти плады очень сильны. Во-вторых, они умерли внезапно, не закончив важного дела. В-третьих, они были сожжены. Что такое сожжение для плада, который по сути своей и есть огонь? Не было никакого перерождения, была смена формы: из тела плада в огонь и из огня обратно в тело плада. Доказательством этого может служить то, что большинство якобы перерожденных появлялись либо в Священном огне храмов, либо у себя дома в родовом огне.
— Чтобы сменить форму, нужно сгореть, — вымолвила ллара Эула, а потом резко поднялась и начала быстро расхаживать возле стола. — И ведь это ждет меня саму!
— Понимаете теперь?
— Да, да! «Правильные» ллары становятся частью Священного огня, а грешные возвращаются! И если нет Великого Дракона, то мы судим себя сами! Считающая себя виноватой ллара возвращается в иной ипостаси! — проговорила возбужденно ллара Эула и почему-то посмотрела на меня. — Дреафрад, самки… они все самки, эньор! Валерия говорила об этом!
— Не все из них самки. Есть и другие плады, которые приняли ипостась драконоподобных.
— Почему ллары становятся драконоподобными, мне понятно, но обычные плады — почему они выбирают такую форму?
— Они не выбирают. После сожжения не остается ни памяти, ни мыслей, только инстинкты. Мы принимаем самую удобную форму, и это не тело человека.
— Но вы все помните, — сказала ллара Эула, — и вы вернулись драконом.
— Когда меня сожгли?
— Почти два месяца назад.
— Что, по-вашему, я делал эти два месяца? Точно так же, как и все остальные после сожжения, я потерял память. Не знаю, что я делал, как жил, смутно припоминаю звуки и запахи леса, вкус плоти и крови, огонь, перекатывающийся где-то в животе… помню, как меня увлек огонь, помню, как лизал кровь… а потом меня позвали, и я все вспомнил. И, увидев раненую Лери под собой, сжег ее.
— Зачем? — выдохнула я, пораженная.
— Чтобы ты сменила форму. Но с драконьей ипостасью у тебя ничего не вышло, и мне пришлось лететь к храму, чтобы тебя встретить.
— И снова вы ничего не забыли, — подметила ллара Эула. — Перекинувшись из дракона в человека, вы память не потеряли. Почему? С чем это связано? Как произошла трансформация из дракона в человека?
— Отвечу, когда проверю свою теорию.
— Какую теорию?
— Позже, ллара, — отмахнулся от женщины Элдред и поднялся. Подойдя ко мне, мужчина коснулся моего обнажившегося плеча, и я вздрогнула от прикосновения. — Драконоподобные чувствуют друг друга, пладов. Мы объединены огнем, огонь помнит все. Возможно, поэтому ты тогда увидела прошлое, коснувшись той виверны, вытащила из ее памяти то, что хотела знать, то, что тебя волновало.
— О чем ты говоришь? Какая виверна?
— Да так, — улыбнулся он, — еще одна моя теория, требующая проверки… Отдыхай, Лери.
С этими словами он опустил руку и, развернувшись, пошел к выходу из зала. Я смотрела ему в спину, пока он не ушел, затем повернулась к лларе Эуле, стоящей рядом с отстраненным видом.
— Время пладов ушло, — себе под нос пробурчала она, — пришло ваше время. Увиденное сбывается.
— Вы о чем?
— Настало время драконов, дитя мое! — торжественным шепотом ответила женщина.
Валерия Гелл, двадцать пять лет. Отец — Брадо Гелл, бывший владетель Тоглуаны; убит чистокровниками. Мать — Вева Вириати, уроженка Тосвалии, жена мятежника Риччи, убитого имперцами; умерла. Муж — Рензо Гелл, урожденный Мео; убит чистокровниками. Сын — Теодор Гелл, отдан на воспитание новому владетелю Тоглуаны Мариану Сизеру. Покровитель — Элдред Блейн, казнен… как считается.
Ллара Эула старалась смягчить мою биографию, но факты есть факты — мои родители и муж мертвы, семимесячного сына у меня забрали, и когда дракон нашел меня, я умирала в лесу с перерезанным горлом.
Женщина принялась убеждать меня, что всем сейчас живется сложно, ведь времена настали непростые, переломные.
— Я знала, что случится что-то невероятное и что мир трясет не просто так, — закончила она. — И ты, дитя мое, была первым знамением! Ты явилась в мой храм, как чудо, и Блейн тоже… нет, Дио! Он Дио, и никто больше не посмеет лишить его фамилии!
Я кивнула, и возбужденная дама оставила меня одну. Закрыв дверь, я прошлась по комнатушке, в которой меня поселили. У меня такая биография, столько всего произошло со мной и близкими, а я ничего и никого не помню…
Кто-то постучался в дверь, и я узнала этот стук. Подойдя к двери, я спросила:
— Кто это?
— Меня зовут Рик, эньора, я служу в храме.
Голос я узнала тоже. Открыв дверь, я увидела на парня, того самого, что «встретил» меня в Священном огне.
— Я хочу вас предупредить, — сразу перешел он к делу, — этот Элдред Блейн, который вроде как дракон, он мерзавец, и вы ненавидели его.
— Так-так… — заинтересовалась я. — Ну-ка зайди.
Парень зашел ко мне, и я закрыла дверь.
— Мерзавец, говоришь? — спросила я.
— Тварина.
