— У меня встреча.
— Когда освободишься? Нам сегодня позарез нужен твой «Ферс».
Блейн прохладно посмотрел на молодого плада, и одного этого хватило, чтобы он ретировался: подтолкнув товарищей, Рензо отошел к свободному столику, за которым они трое вскоре разместились.
— Похоже, мне пора, — вполголоса проговорила я, поправляя шапку.
— А как же башмак?
— Вот башмаком я и получу, если Рензо узнает меня…
— Разве котенок Рензо способен быть грозным львом? — сделав большие глаза, спросил Блейн.
— Способен. В Дреафраде он так на разошедшихся пладов рявкнул, что они пооткрывали рты. И вообще, он сильный парень.
На бледном лице Блейна выразилось сомнение; он глянул на наручные часы, а я — на него. И поза, и одежда, и часы — все говорит о том, что он плад, богатенький эньор. Но даже будь он одет в обноски и грязен, взгляд все равно выдал бы его происхождение.
И этот самый взгляд вдруг встретился с моим.
— Не можешь на меня насмотреться? — иронически поинтересовался мужчина.
— Просто хочу понять, есть ли у тебя южные корни. Волосы-то черные.
— Черные волосы бывают не только у южан. И почему тебе стали важны мои корни? Ищешь между нами что-то общее?
— Нет, лишь собираю информацию.
— Пожелаю тебе удачи. Вот и башмаки!
Все тот же полный тип принес нам на подносе две плоских тарелки с чем-то объемным, остро пахнущим и предположительно мясным.
— Для вас, любовнички, — пропел тип, выкладывая перед нами тарелки, приборы и хлеб. — Набирайтесь сил перед бурной ноченькой. Эл, не осрамись! Порадуй свою новую пассию!
— Сжечь бы тебя за такие шуточки, Отто, да жаль заведение. Загнется ведь без тебя, — ответил Блейн, придвигая к себе тарелку.
Отто хмыкнул и отошел.
— Это и есть башмак? — спросила я, с подозрением разглядывая кусочки мяса, вываленные на подушку из пюре.
— «Пахучий башмак», коронное блюдо. Понюхай.
Я понюхала, и уже от одного запаха у меня на глазах слезы выступили. Блейн рассмеялся и принялся за еду. Какое-то время я с подозрением на него смотрела, потом еще раз проверила, как там Рензо, не смотрит ли на нас и не узнал ли меня, и, решившись, тоже взялась за вилку. С превеликой осторожностью я отправила в рот первый кусочек мяса… прожевала… проглотила… потянулась за чем-то, чем можно это запить, но нового пива нам еще не принесли.
— В этом весь смак пахучего башмака, — откровенно наслаждаясь моей реакцией, сказал Блейн. — Бодрящее блюдо, да?
— Да… — хрипло выдохнула я, шмыгая носом и стирая выступившие на глазах слезы. Как бы грим не потек…
Нам принесли пиво, и в этот раз, когда я начала его пить, оно показалось мне не горьким, а вкусным, как раз подходящим под башмак, который я все-таки мужественно продолжила есть. Пока я сражалась с блюдом, Блейн посматривал на меня и забавлялся, но все же притащил он меня сюда не для веселья.
— Так зачем ты переродилась? Что вернуло тебя? — спросил он.
— Я же сказала — это личное.
— Думаешь, меня устроит такой ответ?
— Если не скажу, снова залезешь в мою голову?
— Забыла, кто главный в связке?
И снова угрозы…
— Я ничего не забыла. Мне позарез нужно найти способ разорвать эти узы или хотя бы понять, как работают связки и что такое этот дурацкий зов.
— Животные не могут контролировать себя во время гона, а мы не можем контролировать зов. У людей есть выбор, у нас — нет. Поэтому империи нужны фрейсы. Они пытаются контролировать молодежь и создавать приемлемые пары.
— Фрейсы… — ядовито протянула я. — Эти ваши драгоценные фрейсы почему-то контролируют только женщин. А кто же контролирует мужчин?
— Мужчина сам в состоянии себя контролировать.
Не удержавшись, я громко рассмеялась.
— Тебе бы изучить на досуге статистку по преступлениям, и тогда ты бы такие глупости не изрекал. В том и проблема нашего мира, что вы, мужчины, не умеете держать себя в руках, — заявила я, а потом допила пиво и, икнув, громко опустила бокал на стол.
— С тебя хватит, — решил Блейн. — Мы уходим.
— Разве ты не специально напоил меня, чтобы больше информации вытянуть? — прищурившись, спросила я и икнула снова.
— Пить ты не умеешь, — задумчиво проговорил он. — Даже странно.
— Почему странно?
Блейн не ответил; достав деньги, он выложил их на стол и поднялся.
— Протестую! — пьяно сказала я, тоже поднявшись, и, покопавшись в кармане, вытащила две помятые бумажки достаточного номинала, чтобы заплатить за башмаки и пиво. Торжественно бросив их на стол, я гордо посмотрела на Блейна… и опасно качнулась.
— Тошнит? — спросил мужчина, на всякий случай делая шаг назад.
— Да, — честно ответила я.
— Бегом в туалет, — кивнул плад в нужном направлении, — только не перепутай мужской и женский.
Еще раз покачнувшись — сколько же пива я выпила? — я направилась к туалету. Походочка у меня была качающаяся и неловкая; открыв дверь, я ввалилась внутрь и тут же чуть не вывалилась обратно — некая сила грубо пихнула меня так, что я врезалась в дверь и та чуть не открылась.
— Неча на дороге стоять, — рявкнул какой-то мужлан.
Я чуть не пыхнула от возмущения, особенно когда он второй раз отпихнул меня, чтобы выйти через дверь. Некоторое время я так и стояла на дрожащих ногах у стены, ушибленная, оскорбленная и немного протрезвевшая, а потом подошла к рукомойнику.
Из кабинки вышел Рензо, и протрезвление ускорилось. Я открыла воду и начала мыть руки; муж встал у соседней раковины. Опасаясь даже взглянуть в его сторону, я продолжила мыть руки и думала, что если Рензо из чистого любопытства глянет на мои руки, то ему сразу станет ясно, что я женщина. У юношей, даже самых нежных, не бывает таких рук…
Еще и связь: Рензо всегда на меня реагирует, и хотя я перестала его чувствовать, он по-прежнему ко мне привязан.
«Узнал», — обреченно подумала я, подготавливая слова для оправдания, но Рензо, вымыв руки, ушел. Выйдя в зал, я наткнулась на Блейна; мой взгляд упал на столик Рензо и его приятелей. Они ели, пили и оживленно о чем-то говорили. Так узнал он меня или нет?
— Идем, — сказал Блейн и направился к выходу из «Пахучего башмака».
Когда мы оказались снаружи, я вдохнула уличного воздуха и посмотрела на начинающее розоветь небо. Уже вечер, мне давно пора быть во дворце… Это Рензо можно зависать в таких местах до ночи, а то и ночами пропадать, а меня даже Нереза будет отчитывать.
— Поганые плады! — раздалось вдруг рядом.
