Я попятилась к двери, осознавая свою бестолковость как матери, но когда Тео полыхнул особенно зловещим пламенем, остановилась. Сколько можно уходить? Дора и так постоянно говорит: идите, эньора, я сама с ним справлюсь. Но это я должна справляться!
Пройдя к мужу, я попросила дать мне Тео.
— Лучше не стоит, — проговорил с сомнением муж, — ему нужна Дора.
— Я его мать, а не Дора, — отчеканила я и взяла сына.
Он растет не по дням, а по часам, и быстро набирает вес. Конечно же, еще не понятно, на кого Тео похож, и глаза его, темно-серые, мутноватые, скорее всего поменяют цвет. Сын набрал воздуха и разразился криком.
— Ну тише, тише, — произнесла я ласково, — что за истерики? Тео сухой, Нереза?
— Да, эньора.
— Значит, есть хочет. Дай мне бутылочку.
— Он ее выбросит. Ему подавай только сиську. Ой, простите, — смутилась женщина.
— Ничего, — шепнула я, глядя в маленькое личико Теодора. Взяв бутылочку, я приложила соску к ротику ребенка, и он капризно скривил губки. Я предприняла еще одну попытку, и Тео пыхнул огнем.
— Не будет он есть, — мрачно сказал муж. — Нужна Дора.
— Ее еще проверяют, — так же мрачно проговорила Нереза. — Прицепились к кормилице так, будто она террористка-чистокровница…
— Пусть уж лучше проверяют, чем допускают кого подряд.
Я отошла от этих двоих подальше, не оставляя попыток успокоить маленького Дракончика в своих руках. Тео не просто яростно отвергал соску, он еще и активно брыкался и толкался. И так каждый раз, когда я беру его на руки… Лишь когда он спит, я могу полюбоваться на него спокойного. И дело здесь не в том, что его что-то беспокоит, а в том, что ему нужна именно Дора.
— Когда ты вырастешь, Теодор, — сказала я, — и заведешь собственных детей, посмотрим, как ты запрыгаешь. Ну же, Тео, возьми соску, надо поесть.
Долго еще я пыталась усмирить капризного плада и напоить молоком, но он не сдался и в итоге заснул голодным. Укачав его, я осторожно присела в кресло. От воплей и огня сына у меня разболелась голова и нервы натянулись; я и сама была близка к слезам.
— Я со своим сыном тоже намучилась, совсем не спала, — сказала Нереза тихонько. — Потом станет легче.
— Надеюсь…
— Вам бы отдохнуть, — посоветовала служанка.
— Нет, я еще посижу с Тео.
— Как скажете. Может, вам чая заварить? Я схожу.
— Ты разобралась уже, что здесь и как?
— Разберусь, — уверенно сказала Нереза и ушла.
Я проснулась от прикосновения. Открыв глаза, я увидела мужа, который аккуратно брал Тео на руки. Во сне я расслабила руки и сын «сполз» мне на колени, и при любом неосторожном движении мог соскользнуть на пол.
— Полная катастрофа… — выговорила я сонным шепотом. — Меня и впрямь нельзя оставлять одну с ребенком — или уроню или еще что…
— Просто у нас нет опыта, — сказал Рензо, поудобнее перехватывая Тео в руках. — Поспи, Лери. Завтра сложный день.
— Вряд ли он будет таким же сложным, как сегодняшний… — произнесла я и виновато посмотрела на мужа. — Прости меня. Я не знаю, что творю. Не знаю зачем. Это все эмоции…
— Неправда, ты знаешь, что творишь. Ты не склонна к спонтанным действиям, и если творишь кошмар, он всегда распланирован. У тебя преступный разум, Лери, и максимализм, как у чистокровницы.
— Не льсти мне… нет у меня никакого разума… — протянула я, с надеждой глядя на мужа.
Усталость оставила следы на лице Рензо, и даже не эмпатичный человек почувствовал бы, насколько подавлен мой муж. Кажется, не на меня одну свалилось осознание… и не только того, что происходит в Авииаране, а вообще — осознание брака и ответственности.
— Иди спать, Туфелька, — произнес Рензо и слабо улыбнулся.
Я поднялась, подошла к мужу и поцеловала в губы, а после поцеловала сына в лобик и сказала:
— Я люблю вас больше всего на свете.
Муж ничего на это не ответил, но его глаза уже не были такими тусклыми.
Как ни странно, именно Элдред Блейн поспособствовал тому, что меня признали дочерью Брадо Гелла. Там, в камере, он намеренно вызвал мой огонь, и, поглядев на его цвет и силу, счел, что это главное доказательство моих слов. Но Блейн не знает, что только в его присутствии я способна создавать такой огонь. Думаю, это связано с тем, что я отдала ему свою драконову благодать. Возможно, между нами возникла связь, но изучать ее я не имею ни малейшего желания.
Император хочет как можно скорее провести церемонию клятвы, так что приготовления шли полным ходом. Перед церемонией я должна стать Валерией Гелл, а потом снова — Валерией Мео, то есть наш с Рензо брачный ритуал должен повториться, но в этот раз в присутствии других гарантов, назначенных императором. Каждый этап должен быть засвидетельствован и задокументирован. Мы с мужем покорно согласились на все.
В назначенный день нас привезли в столичный храм Великого Дракона, огромное и устрашающее сооружение, где нас встретили семь почтенных пожилых ллар. Нас с Рензо разделили; я отправилась вместе с двумя лларами в комнатку. Мне все было интересно: и храм, и ллары, и окружающая обстановка, но я ничего толком не видела из-за волнения, застилающего пеленой взгляд.
— Ты чиста, дитя мое? — спросила одна из ллар.
— Чиста? — нервно переспросила я.
— Не идут ли регулы?
— Нет… то есть идут, но… я родила полтора месяца назад.
— Сейчас ничего нет?
— Нет.
— Значит, ты чиста. Разденься и встань на алтарь.
«Алтарь?» Я огляделась и, увидев возвышение прямо под небольшим узким окном, подошла к нему, однако раздеваться не спешила.
— Нужно раздеться, — повторила ллара.
— Зачем? — спросила я. — Меня о таком не предупредили.
— Разве перед брачным ритуалом ты не омылась?
Я вспомнила, что было в тоглуанском храме — перед брачным ритуалом нам с Рензо и впрямь было велено хорошенько вымыться. Вздохнув, я начала раздеваться, и когда на мне осталась только сорочка, уверенно пошла к алтарю.
— Обнажись полностью, — велела драконова невеста.
Делать нечего, пришлось снять и сорочку. Нагая, я ступила на холодную плиту алтаря и развернулась лицом к драконовым невестам. Ллары подошли и… начали разглядывать меня и щупать. Удивленная, я молчала, хотя мне отнюдь не было приятно, когда сухие пальцы женщин ощупывали меня.
— Настоящая пладесса, — довольно улыбнувшись, сказала одна.
— Истинная драконова кровь, — кивнула другая.
— Само совершенство, — с улыбкой сказала третья.
«Ну-ну, — хмыкнула я про себя, — видели бы вы шрам на моей щеке».
