— Отдай сам. А лучше продай. — Добавляет уже спокойнее, всеми силами ругая себя за мимолетный испуг. Боже, теперь он ее боится? Прекрасно.
— Да нафига мне это надо? Ходить за ней, искать. Если мы вам не подходим, как говорится, вы нам тоже не нужны. — С умным видом изрекает друг. — А продавать, тем более. Мне чужого не надо. — Добавляет через несколько секунд. — Тогда может возьмешь себе? У тебя ж так и нет телефона.
Спина Игоря напрягается. Взять себе было бы, наверное, правильным, она разбила его телефон. А после еще и проколола шину. Забрать себе ее вещь было бы справедливым. Надо было так сделать сразу же, как только он у нее его отобрал. Тогда, наверное, он еще смог бы. Но сейчас… Взять себе вещь, к которой она прикасалась своими тонкими пальцами, которую подносила к лицу, с которой наверняка спала, которая держит внутри часть ее жизни и, возможно, до сих пор хранит ее запах…
— Нет. Не хочу. — Твердо отвечает Игорь, и взяв в руки папку с курсовой работой, садится на кровать. Пора заняться делом. Он и так слишком много времени потратил на ерунду. Защита курсовой через неделю. Потом экзамены и все… Конец учебы. Свобода. Время принимать решения и что-то делать в своей жизни. Пора что-то решать.
Пашка будто бы чувствует, о чем думает Игорь и внезапно становится серьезным, упирает локти в колени, готовясь вещать о чем-то важном:
— Ладно. Хрен с ним, пусть валяется. Я о другом хочу поговорить. Есть одна тема. — Игорь нехотя поднимает глаза от бумаги и смотрит на друга. — Мой батя купил тачку из Америки. За копейки. Бэха, семерка. Сам вывез, растаможил, подлатал. Как новенькая. Машина — зверь, ну ты сам знаешь. — Пашка делает театральную паузу, ожидая бурной реакции от Игоря, но натолкнувшись на незаинтересованный вид, и слегка приподнятую бровь, продолжает. — Я подумал. А что, если мы поставим это дело на поток? Будем скупать тачки из-за бугра. Пусть даже убитые в хлам. Ремонтировать и продавать. А? Как тебе идея?
Пашка во все глаза пялится на Игоря с воодушевленным видом, ожидая одобрения, и такого же возбуждения. Но Игорь лишь со спокойным видом откладывает курсовую и бесстрастным тоном отвечает:
— И где ты собираешься брать деньги на покупку машин? На покупку инструментов, аппаратуры и деталей? Возможно купить убитую машину и стоит копейки, но привести ее в божеский вид, да чтоб еще и ездила…
— У меня есть накопления. — Просиял Пашка. — И у тебя тоже. Я знаю.
— Этого не хватит. Это копейки. — Поморщился Игорь.
— Возьмём кредит. Мы вернем его за несколько месяцев. — Стоит на своем Пашка, возбуждено сверкая глазами. Наверное, его энтузиазм передается и Игорю, на секунду он чувствует что-то похожее на интерес, или слабую надежду. Но перед глазами тут же всплывает образ отца. Он бьет по сознанию своей тяжелой рукой, дает сыну отрезвляющую оплеуху, напоминая о том в чем его истинное предназначение, возвращая того к цели. Он копил деньги не для того, чтобы вложить их в сомнительный бизнес. Его цель иная. Совсем скоро он отправится на турнир. Выиграет его. К нему вернется вера в себя, и он с новыми силами возьмется за работу. Цель близка как никогда.
Но из-за глупых игр с этой ненормальной, он совсем забыл куда шел. Как же ей удалось так легко сбить его с пути? Пробраться в голову и в душу. Может это и был ее план? С самого начала, с того самого спарринга, где она впервые заставила его оступиться? Возможно все это — ее грандиозная, многоступенчатая месть за гадкие унижения, которым он подвергал ее в детстве?
Кто знает. Все может быть. Если так, то она — чертов гений стратегии.
Игорь уставился в одну точку, прислушиваясь к себе. Пытаясь всеми силами вызвать внутри былую злость. Давай, Игорь, злись. Злись на нее и на весь мир. Даже если девчонка нравится, даже если ты её хочешь, как никого и никогда не хотел. Даже если больше ни о чем не можешь думать. Злись. В этом твое спасение.
Пусть лучше злость. Она впивается в нутро, медленно перемалывая внутренности зубами, но придает сил.
Злость лучше, чем этот невыносимый тоскливый вой где-то под ребрами, лишающий сил и желания двигаться.
Она предлагает кратчайший путь — забыть о девчонке, стереть ее из памяти, и больше никогда не подпускать ее к себе. Прекратить ее замечать. Прекратить о ней думать.
Окаменеть. Надеть на глаза шоры и видеть лишь свою цель.
Злость заполнит собой все его существо. Вытиснет все другие, ненужные чувства и со временем превратится в равнодушие. В хладнокровие. Вытравит образ девушки из мыслей и из сердца. Сделает его снова спокойным, неуязвимым, нечутким, целеустремленным.
— Мне это не интересно. Извини, Паш. Это без меня. — Произносит Игорь тоном, не терпящим возражений и утыкается в свою курсовую, больше не слушая и не глядя на друга.
Злость вернет его к цели. И станет толчком к действию.
Глава 34
Андрей никогда не был внимательным. Ни капли эмпатии, ни капли сопереживания. Он никогда не понимал, когда лучше замолчать и оставить ее в покое, когда лучше признаться в любви, чтобы получить ответное признание, когда лучше, пригласить на свидание, чтобы не получить отказ. Единственное что у него получалось отменно, единственное, что он хорошо чувствовал — это когда следует бить по ее чувству вины, когда необходимо нажимать на эти болезненные точки, чтобы произвести наиболее сильный эффект. И это было довольно просто, ведь Кира едва ли не постоянно была виновата. За неправильный выбор, за невыполненное обещание, за его неоправданные ожидания, за несоответствие его идеалу. Кира испытывала чувство вины перед ним практически на протяжении всех их отношений.
Но не сейчас.
Сейчас ей было почти все равно. Внутри зияла пустота. Казалось, что все чувства, бушующие совсем недавно в ее груди, засунули в одну маленькую железную коробку, заколотили и посадили на большой замок. Им тесно, больно, они хотят наружу, бьются и стучат, причиняя дискомфорт. Но они хотя бы не мешают ей думать. Они запечатаны, они под замком и больше не сводят ее с ума, не мешают здраво мыслить. Они под запретом. Они больше не станут отравлять ее жизнь, толкать на безрассудные поступки и дарить радость с таким кислым и, обжигающим горло горечью, послевкусием.
Она не позволит больше эмоциям взять вверх над собой. Лучше пустота. Да с налетом горечи, да с флером печали. Но печаль — это тихое чувство, неторопливое. Оно застилает собой весь мир, расползается как туман и окрашивает все в неправильный серый цвет. Оно замедляет время и делает Киру слабой, неустойчивой.
Но оно пройдет. Очень быстро. И оно уж точно не будет иметь болезненных последствий. Нужно только дать себе время. И все пройдет, само собой.
Андрей старался. Снова не чувствовал ее, не понимал, не видел, что она даже не слышит его обвинительной речи. Он продумывал каждое слово, приводил аргументы, доводы, злился, но как всегда интеллигентно держал себя в руках. Кира смотрела куда-то вбок, поверх его плеча и не слышала ни единого слова. Не подпускала к себе ни единой мысли. Ведь стоит только прислушаться, позволить его словам проникнуть внутрь, как чувство вины, уже готовое проснуться, выползет наружу и заполнит собой все ее сознание. Она не хочет этого. Она не хочет оправдываться, объясняться. Она больше не хочет держатся за отношения, которые изначально были обречены.
