Хорошо, положим, что опрашивать надо не публику. Кого же тогда? Дирижера? Он стоит вполоборота к ложе – да и не до того ему. Оркестрантов? Нет, все заняты. Артистов на сцене? Да, их – но не всех подряд. Нужен артист, который постоянно находится на сцене, но мало поет. А что ему тогда делать? Правильно, смотреть в зал. Идеально подходит исполнительница Маргариты де Валуа – в конце третьего акта королева Марго должна стоять на сцене и ждать, пока все поздравят Валентину де Сен-Бри и ее нелюбимого супруга графа Невера со свадьбой. В тот вечер Маргариту де Валуа исполняла прекрасная Женя Нравина.
– Ну, если ты полагаешь, что я – идеальный свидетель… – улыбнулась певица, – что с тобой поделать, спрашивай.
Они дошли до опустевшей сцены. Нравина прилегла на диван, рядом профессор опустился в средневековое кресло, которое не убрали после репетиции. – Из «Риголетто» декорация? А трещину так и не заделали…
– Я стояла в третьем акте вот здесь, – указала она жестом. – Как всегда, еще при тебе так было.
– Женечка, ты ведь все ложи знаешь, правда? Владельцы ведь не меняются? – Она кивнула. – Вот, скажем, кто бывает тут? – Каменев указал на ближайшую ложу бенуара со стороны виолончелей.
– Ну как не знать? Тут сидит старичок с супругой, он – вечно в орденах, она – по последней моде.
– Верно, еще при мне были, – кивнул тенор и повернувшись, показал на другую, интересующую его ложу. – А тут?
– Два молодых человека обычно бывают. Один – франт, всегда цветы кидает. Другой… его не знаю – скромный, небогатый, как будто камердинер первого.
– Тогда на спектакле в ложе было четверо?
– В пятницу? Да, вчетвером сидели. Эти двое как обычно, а других не знаю.
– Что-нибудь странное было? Не знаю, может он цветов не кидал?
– Кидал, как обычно – в самом конце второго акта, после верхнего «до».
– А в конце третьего акта?
– Знаешь, вот ты сейчас сказал – и я вспомнила, – подняла голову певица. – Да, странно: они не аплодировали. Стояли, смотрели друг на друга, видимо, разговаривали о чем-то своем. На сцену – ноль внимания.
– А что говорили, не слышала?
– Николай, ставили «Гугенотов». Ты когда-нибудь за этой плотной оркестровкой что-нибудь слышал?
– Да, извини, – засмеялся Каменев, – глупость сморозил. А на поклоне перед антрактом?
– Коля, ты издеваешься…
– Самую малость, – улыбнулся тенор.
– Ну, я надеюсь, хоть чем-то помогла?
– Не представляешь себе, насколько. Видишь ли, я не понимаю нескольких вещей в этом деле…
– А полиция понимает?
– Полиция… Там работают грамотные люди – но… но…
– Они слишком грамотные?
– Именно! Понимаешь, они руководствуются какими-то вещами, к которым привыкли. Они не понимают, что не может театрал просто так уйти со спектакля. Тем более, если королеву Марго поешь ты.
– Ну польстил, польстил… Что еще не понимаешь?
– Много чего. Смотри сама: бутылка шампанского. Что она там делала? Вот представь: два человека пошли прогуляться, взяли с собой бутылочку «Вдовы Клико». Дошли до леса – и их там убили. Что это?
– Пикник?
– Не знаю, мне кажется, что нет. На пикнике была бы корзинка с едой – а то и не одна. И потом, у них чистые ботинки – точно приехали на извозчике. Куда он делся потом? Они могли просто доехать до места и отпустить извозчика, но это значило бы, что они, разодетые в пух и прах, в лакированных туфлях по последней моде собирались идти обратно пешком. Маловероятно…
– Согласна, – кивнула сопрано.
– Другой вариант: они приехали на извозчике и он их убил? Тогда в чем мотив? – ни следа ограбления. Что, извозчик мог так оголодать, что убил из-за двух корзинок с закусками, а они оказались столь мелочными, что под дулом пистолета не отдали их? Бред, полнейший бред! Тем более, что траектории выстрелов против такой гипотезы.
– А какие есть другие варианты? Что думает полиция?
– Полиция пока не делает никаких выводов. У них в ведомстве, видимо, полагают, что поспешный вывод – худшее из зол.
Они правы: отказаться от своего вывода очень сложно. Даже если видишь, что твой вывод неверный – что-то да тянет его использовать. Даже если появляются новые факты, скорее начинаешь сомневаться в них, искать подтверждение их неправдоподобия: «а откуда мы о них знаем? а можно ли им доверять? а не фальшивка ли это?» Вопросы, конечно, хорошие, если в них нет обвинительного уклона. А в таком случае он налицо.
Хуже того, если ничего не помогает и факт бесспорен – его пытаются как угодно прикрутить к своей теории. А когда таким способом прикручен первый факт, второй, третий – то как не прикрутить остальные? И чем дальше, тем сильнее нарастают искажения.
– И поэтому не делают выводов?
– Они – нет.
– А ты?
– У меня есть пара мыслей, но они из области бреда.
– Поделись. Может, и я чем окажусь полезна. С полицией сотрудничать – так себе удовольствие, но двое убитых… Что ты еще не понимаешь в этом деле?
– Легче сказать, что понимаю.
То, что они ушли со спектакля – половина дела… Да даже не половина, третья часть. Второй вопрос, мучивший Каменева: где они были после ухода из оперы? Скорее всего, они не были в кабаках – Званцев был практически непьющим, а Васильевский, как показало вскрытие, совершенно трезв. При жизни с ним такое случалось крайне редко. Третий – каким образом они добрались до места убийства и что они там делали?
– Пока что я только предположу, что это не пикник.
– Ну почему? Они вполне могли устроить отдых на природе. Сейчас сентябрь, последние теплые дни года. А зимой на природе шампанского не выпить – не совсем то, что подойдет к морозу, – возразила Нравина. – Там красиво?
– Где?
– На месте преступления.
– Не очень понял вопрос.
– Ну, природа там красивая?
– Весьма, очень хороший пейзаж.
– Ну вот. Они приехали на извозчике, расположились – а тот их убил. Взял корзины с закусками, часть денег из портмоне. Часть – это чтобы не подумали на ограбление. Сколько у них было при себе, не видел?
– Краем глаза заметил в покойницкой. Рублей четыреста на двоих наберется.
– Четыреста рублей… Смотри, как тебе такой вариант? У одного из них абонемент в ложу бенуара на весь сезон. Получается, он как минимум очень состоятелен, скорее всего миллионщик или вроде того. Такой без тысячи рублей из дому не выйдет. Предположим, что у него была тысяча. Второй убитый победнее, но тоже не последний кусок хлеба доедает. Пусть у него будет в кармане четыреста. Тысячу рублей убийца берет себе, четыреста оставляет – и это гарантия, что не подумают на ограбление. Если это извозчик, то он получил деньги, которые лет на пять обеспечат ему нормальную жизнь.
