– Ну вот, совсем другое дело, – пропищала Джинти, наливая себе украдкой, пока они не видят, полную кружку. – Держи ее крепко.
Они вдвоем станцевали что-то вроде последнего танца на вечеринке – неловкий вальс, старомодный и медленный. Они удерживались на ногах исключительно потому, что их потные тела опирались друг на друга. Лицо Агнес находилось в дюймах от его лица, и она только теперь заметила, что он специально побрился для их маленькой вечеринки. Кожу на его шее усеивали мелкие порезы. От него исходил сосновый аромат того средства после бритья, которое пахнет, как очистители для ванной – без малейшего намека на сексуальность.
– Вы великолепная танцорка, – дружески сообщил он ей. Агнес старалась быть внимательной и слушала его. Но мыслями она была далеко.
Джинти опустошила кружку.
– Поцелуй его маленько!
– Я после развода ни разу не танцевал, – сказал он.
– Не будь неблагодарной! Он принес столько выпивки! Поцелуй его! – прокричала Джинти.
– Если вы не против, я бы пригласил вас куда-нибудь вечерком.
– Он больше не придет! – предупредила Джинти.
Агнес была почти на два дюйма выше этого молодого человека. А при их разнице в возрасте танцевать с ним было все равно что танцевать с ее Ликом. Теперь она увидела шрам на его лице, который проходил от уха до подбородка – нередкая ножевая отметина, но на таком молодом человеке она показалась ей досадным недоразумением. Она неуверенной рукой дотронулась до шрама.
– А, так значит, вы заметили, – застенчиво сказал он.
– Вы похожи на моего старшего мальчика.
– Да поцелуй ты его маленько, бога ради! – взвизгнула Джинти, вскрывая новую банку.
Агнес задержала руку на лице молодого человека и подумала о том, как она тоскует по своему старшему. Даже когда он был здесь с нею, она тосковала по нему. Он так умел уходить из дому, что она всегда испытывала чувство одиночества. Ламби, этот молодой человек перед нею, прикоснулся рукой к ее лицу и губами к ее губам. Джинти завопила от восторга. Агнес приоткрыла рот, почувствовала, как он втягивает ее губы в свои, как его язык ищет ее. Его рука соскользнула вниз по ее спине.
– Нет-нет, вы двое не делайте ничего такого, за что мне пришлось бы отвечать на исповеди. – Джинти Макклинчи пьяновато обмахивала рукой свое лицо, довольная тем, что она-таки заслужила свою порцию.
Руки, которые поначалу вели себя так вежливо, стали ловко ощупывать ее задницу. Он своими любопытными пальцами надавил на синяк у нее над самым копчиком. И тут рвота рванулась вверх из ее желудка. Она отвернула голову, но было слишком поздно. Она выблевала кислую смесь лагера, водки и «Айрн-Брю» на грудь его модной куртки.
– Ебанарот! – заорал молодой человек, с которого стекала водянистая желчь.
– Мама? – В дверях стоял Шагги.
Агнес упала в свое кресло, закрыла лицо руками, и по ее щекам потекли пьяные обжигающие слезы. Мужчина перевел взгляд со сломленной женщины на маленького мальчика в школьной форме, потом на женщину, которая заталкивала полиэтиленовый пакет с тем, что в нем осталось, в свою кожаную сумку. Он ринулся прочь мимо Шагги, а Джинти крикнула ему вслед:
– Ламби, сынок! Обычно она совсем не такая! Я тебе звякну на днях, и мы устроим еще одну маленькую вечеринку!
Маленькая женщина вздохнула, когда входная дверь с грохотом захлопнулась, потом заглянула во все открытые сигаретные пачки на столе, переложила их содержимое в одну и сунула в свою сумку. Потом она потрясла одну за другой все открытые банки, и если слышала бульканье жидкости внутри, выливала остатки в свою кружку, пока не опустошила все. Потом Джинти тремя большими глотками осушила кружку, после чего вытащила из сумки свой платок в цветочек.
– Ну что ж, жаль, что не могу остаться подольше.
Восемнадцать
Шагги держался как можно дальше от мяча. Когда мяч летел к нему по площадке, Шагги делал вид, что бежит к нему навстречу, но всегда давал кому-нибудь возможность опередить его и нанести удар. Ему больше нравилось оставаться в тени ближе к углу поля и смотреть, как девчонки играют в резиночку, как лучшие из них изящно перепрыгивают через радужные ленты.
Внезапно его левое ухо взорвалось оглушительным треском. Прилетевший мокрый мяч застал его врасплох, ударив по лицу сбоку. Щека загорелась, словно после удара ладонью. Мяч откатился к ногам соперников, и те немедленно отправили его в ворота.
Френсис Макавенни остановился рядом с Шагги. Поскольку он был старшим из Макавенни, разрыв между Коллин и Большим Джеймси сказался на нем сильнее других; повышение до главы семьи было мгновенным, и он взял на себя заботы о младших своих братьях и сестрах, когда Коллин довела себя до ступора голубыми таблеточками Брайди. Он подался к Шагги как можно ближе, так близко, что Шагги чувствовал брызги его теплой слюны. «Ебанарот. Перестань ты быть таким пидорчонком». Остальные ребята стояли рядом, как питбули, смотрели на него хищными глазами.
– Ты хочешь быть девчонкой? – Френсис ухмыльнулся, демонстративно широко раскинув руки. Шагги отрицательно покачал головой, ему хотелось совсем другого – приложить руку к ссадинам на лице. – Ты бы предпочел напялить на себя юбочку?
– Нет, – пробормотал Шагги.
– Ты со мной не пререкайся, педик. – Френсис, который был на добрый фут выше Шагги, толкнул его в грудь. – Ты голубок паршивый. Ты и отец Барри будете гореть в аду за то, что делаете.
Раздался хор смешков, потом смех перешел в хоровое пение: дай ему, дай ему, дай ему. Френсис поднял руку, собираясь ударить Шагги по покрасневшей щеке. Шагги увернулся, но Френсис на ходу перестроился, сжал в кулак другую руку и ударил Шагги в висок. Потом повернулся к радостно визжащим мальчишкам.
– Мой батя называет такой удар «Крысолов».
Шагги лежал на земле, и теперь у него звенело в обоих ушах. Перед ним появились две ноги в приспущенных белых носках. Девчонка шипела, как кошка, ее длинные волосы походили на струю пенящегося лимонада.
– Прекрати это, Френсис, бандюга ты ебаный! Попробуй что-нибудь такое проделать со мной, тогда узнаешь, что почем. У меня родни побольше будет, чем у тебя.
Девчонка повернулась, чтобы помочь ему. Шагги видел, что мальчишки у нее за спиной показывают ей средний палец, но при этом все равно отходят.
На ее голых коленях были болячки, и Шагги не мог глаз отвести от порванных манжет на ее носках. Пока она подсовывала руки ему под мышки и поднимала на ноги, он под юбкой видел клинышек ее трусиков в цветочек.
– Тебе нужно было вмазать ему в ответ, – сказала она. – Зуб дам, если раз ему ответишь, он больше не сунется. – Шагги не знал, какую сторону лица начать тереть первой. – Тебе хочется плакать? – спросила девчонка. Шагги кивнул. – Ты тогда дождись, когда мы завернем за угол, а там можешь и поплакать. Я никому не скажу.
