Сэди уселась на корточки и принялась изучать находку. Поскольку Стива она видела вживую, то ей пришлось признать, что старуха-то, пожалуй, не полная бездарность. Нарисованный на картине человек не только выглядел как ее новый знакомый. Он еще и ощущался как Стив.
И не нагонял страху, как все эти человекоподобные твари.
Через пару минут Сэди оставила картины в покое и вновь огляделась по сторонам.
Увязавшаяся за ней рыжая собака сразу же по приходе растянулась на полу и теперь лениво следила, как она бродит по помещению. Похоже, единственным современным приспособлением здесь был ноутбук на столике в углу. Даже телефон представлял собой древнюю модель с наборным диском.
Девушка подняла трубку и послушала гудок, затем положила трубку на рычаг. Звонить все равно некому. Никто не ждет от нее вестей — пожалуй, кроме Эйлиссы, самой старшей из приемышей родаков. Вот только позвонить ей не получится, потому что у Эйлиссы, как и у самой Сэди, телефона нет. Отвечать на звонки в доме разрешается только Реджи да матери, Тине.
Тут псина подняла голову, и девушка повернулась к вошедшей Эгги.
Старуха, несомненно, личностью была интересной, но в то же время странной и даже немного жутковатой. Как и ее жилище. И откуда только Эгги прознала, что она себя кромсает?
— Это вы рисовали? — поинтересовалась Сэди.
Старуха кивнула.
— И ваши картины покупают?
— Что, пришлись не по вкусу? — улыбнулась Эгги.
Девушка решила, что обороты лучше сбавить. Чего доброго, старая леди еще обидится да вышвырнет ее на лоно дикой природы.
— Ничего подобного я раньше не видела, — отговорилась она.
— В этом ты не одинока, — ответила Эгги. — Другим от моих картин тоже не по себе. Впрочем, неважно, как на них реагируют. Мои работы не продаются. Каждая из них — частица изображенного на портрете человека или кого иного, а как же можно продавать частицы своих друзей?
Сэди тут же вспомнила разговор во дворе.
— Так это типа ваши знакомые? И что, именно так они и выглядят?
— Когда им того хочется.
— Так на них не костюмы?
— Нет. А теперь сядь-ка вон там, — Эгги махнула на стул за кухонным столом. — Я хочу осмотреть твои порезы. Вытяни руки на столе.
Девушка замялась, внезапно почувствовав себя крайне неловко.
— Не мне тебя судить, — успокаивающе заговорила старуха. — Мне не нравится, что ты вытворяешь с собой, но решать только тебе, продолжать и дальше этим заниматься или остановиться.
Сэди сунула руки в карманы джинсов и стиснула рукоятку канцелярского ножика, который всегда носила с собой.
— Кажется, я не могу остановиться, — неожиданно для себя призналась она.
— Возможно, теперь тебе будет проще, поскольку худшее уже позади. И еще тебе поможет, если ты сосредоточишься на чем-нибудь другом.
— Типа учебы?
— На чем угодно, что тебя отвлечет.
— Вот косячок пришелся бы весьма кстати.
— Об этом даже не думай, — отрезала Эгги.
«Ну а как же иначе», — раздраженно подумала Сэди. Ох уж эти старики!
— На самом деле я не очень-то и уверена насчет возвращения в школу, — заговорила она. — Я согласилась, лишь бы Стив заткнулся. Он целое утро нудел, что в его время все было по-другому. Не окончив среднюю школу, можно было и приличную работу найти, и в жизни неплохо устроиться. А сейчас, дескать, даже образование ничего не гарантирует. Но без него точно ничего не достигнешь.
Эгги принялась возиться за длинным столом возле раковины, девушка тем временем устроилась на стуле.
— А ты обещала Стиву, что пойдешь в школу? — поинтересовалась старуха.
— Нет. Просто сказала, что подумаю.
— Хорошо.
— Что хорошо? Что подумаю или что не обещала?
— И то и другое, вообще говоря. Важно оставаться честным. Угнетатели могут отнять у нас все остальное — нашу свободу, нашу надежду, достоинство, в конце концов. Но отнять нашу честность им не под силу. Так что, дав слово, держи его. И обещай только то, что можешь выполнить.
— Как это?
Эгги какое-то время разглядывала Сэди, а потом заговорила:
— Например, твоя лучшая подруга умирает от рака. Ты можешь сказать ей, мол, обещаешь, что она поправится, но обе вы будете знать, что такое обещание выполнить тебе не под силу. А вот если ты пообещаешь оставаться с ней до самого конца, это уже совсем другое дело. Она поймет, что не умрет в одиночестве, а это значит гораздо больше, нежели любые пустые посулы.
— А, я вроде как поняла!
— Хорошо.
Эгги меж тем закончила священнодействовать и подошла к девушке с глиняной миской, наполненной густой зеленовато-коричневой жижей.
— А это еще что такое? — скривилась Сэди.
— Лекарство. Против инфекции и зуда. Порезы и синяки заживут с ним гораздо быстрее. Поначалу будет жечь, но тебе сразу же станет легче. Думай о чем-нибудь другом, пока я стану тебя мазать.
«Ну и как мне отвлечься?» — ужаснулась про себя Сэди. Теперь она могла думать только о предстоящей боли.
Старуха начала обрабатывать мазью порезы, и девушка зажмурилась.
— Разговаривай со мной, — велела Эгги. — Не думай о боли.
Ладно. Но, блин, мазь обжигала нешуточно, Сэди даже пришлось сдерживать слезы. Она лихорадочно соображала, что бы такое сказать.
— Так, значит, эта подружка Стива, — выдавила она наконец, — вовсе не носит костюм?
Старуха покачала головой.
— Афигеть. По-моему, у него заскок на этот счет.
— Или он попросту не видит разницы.
— В смысле?
— Стив один из тех людей, кто способен распознавать внутреннюю сущность личности, а не судить по внешнему виду.
Девушка содрогнулась.
— Черт, тогда он наверняка принял меня за полную чудилу. Неудивительно, что он не захотел со мной тра… То есть, хм, спать со мной.
— Думаю, дело скорее в твоем возрасте. Потом, когда он тебя нашел, ты была совершенно беззащитна.
Такой подход, однако, Сэди не переваривала. Она продолжила расспрашивать:
— Так в чем его прикол? Он что, вправду, живет в пустыне?
— Да, вот уже лет тридцать-сорок, — кивнула Эгги.
— И от чего скрывается?
— Об этом тебе лучше спросить у него.
— А вы сами-то как думаете?
— Я не копаюсь в чужих жизнях. Это невежливо.
— Мне просто любопытно, — начала оправдываться девушка. — Я вовсе не имела в виду ничего такого.
