— Так, говорите, это портреты? — подала голос Мариса.
— Придумывать у меня не получается, — кивнула художница.
— Я имею в виду, это все… хм, символические образы?
— Боже упаси. Я умею рисовать только то, что вижу.
— Но…
— Кажется, я уже упоминала, что граница между мирами здесь чрезвычайно зыбка.
Изумленная Мариса, скользнув еще раз взглядом по картинам, прошла к потрепанному диванчику под окном, исполнявшему роль книжной полки, расчистила себе местечко, переложив часть томиков на пол, и тяжело опустилась на подушки.
Лия бродила по мастерской, рассматривая работы, развешанные на стенах или прислоненные штабелями к стенам, и ее не оставляло чувство, которое она испытала прошлой ночью во дворе мотеля и совсем недавно по дороге к дому Эгги. Что все здесь и какое-то другое, и странно знакомое. Что она, всем здесь чужая, вернулась домой.
Лия могла бы расхаживать по мастерской и часами проникаться образами, но вдруг до нее дошло, что в комнате стало очень тихо. Потрясенная Мариса молча сидела на диване, а Эгги, опираясь о длинный стол, заставленный тюбиками с красками и стеклянными банками с кисточками, наблюдала за обеими подругами.
Лия прочистила горло и произнесла.
— Они прекрасны. Спасибо вам большое, что разрешили посмотреть на них.
— Но явились вы не за этим.
— Нет, — покачала головой Лия, — но приехать сюда только ради того, чтобы увидеть ваше искусство, стоило.
— Х-м-м, — отозвалась Эгги, а затем оттолкнулась от стола. — Пожалуй, дело требует чая.
Она жестом пригласила Лию занять место рядом с Марисой, придвинула к ним ящик и, взяв с сушилки три керамические кружки без ручек, поставила вместе с термосом перед гостьями. Потом подтащила себе стул и, разлив чай из термоса, села.
— Как правило, — начала она, — незнакомые люди наведываются сюда либо потому, что воображают, будто я обладаю неким сакральным знанием и могу привести их по пути духа, либо они просто хотят купить одну из моих картин. Гораздо реже ими движет желание поучиться у меня или пригласить меня выступить на конференции или семинаре. Но я всегда узнаю об их появлении заранее.
— Извините нас, — виновато проговорила Лия. — Нам следовало предупредить о своем визите.
— Я вовсе не об этом. О нежданных гостях меня оповещают местные сплетники. Вороны. Ястребы. Воробьи. Иногда это пекариевые братцы или младшие кузены Коди — первоначального Койота.
Мариса так и замерла с поднесенной ко рту кружкой и затем выдавила:
— Под этими именами вы имеете в виду племена или…
— Нет, — перебила ее Эгги. — Имею в виду тех, кого и называю.
— Вы умеете разговаривать с птицами, — выдохнула Лия, — кабанами и койотами?
Старуха покачала головой.
— Я разговариваю с духами. В основном старейшины племени, а я одна из них, наставляют соплеменников-людей, тому, как надлежит взаимодействовать с миром духов. А я помогаю духам приспособиться к миру пятипалых.
— К миру кого, простите? — переспросила Лия.
Эгги подняла руку и пошевелила пальцами.
— Так майнаво — духи — называют мужчин и женщин, потому что те обладают только одним обличьем — пятипалым.
— Май… — попыталась повторить Лия.
— Майнаво. Самоназвание духов — по крайней мере, здесь, в Расписных землях. Слово означает «кузен», или «кузина».
— Значит, вы помогаете духам, которые выглядят как звери.
— Нет, они звери и есть, только могут принимать человеческое обличье. Они здесь с тех самых незапамятных времен, когда Ворон достал мир из своего старого котелка и закрутил Колеса наших жизней.
— Это же… несусветица какая-то, — выдавила Лия. — Вы же понимаете это, да?
Не изменившись в лице, Эгги продолжала пристально рассматривать ее, и Лия повернулась к подруге за поддержкой, но та лишь пожала плечами.
— Последнюю пару дней предзнаменования так и посыпались, — продолжила затем художница. — Девочка, которую вышвырнули родители. Мой друг, наконец-то разглядевший мир, в котором он обитает. Другой друг, которого застрелил охотник. Визит Женщины-Ночи на рассветную церемонию. И теперь вы появляетесь на моем пороге… И ни один кузен меня об этом не предупредил.
Лия не нашлась с ответом. Зато Мариса рядом пошевелилась и спросила:
— Почему вы все это нам рассказываете?
— Порой отыскиваешь смысл загадок, если проговариваешь их вслух, — повела плечом старуха.
— Но не сегодня, — уточнила Мариса.
— Не сегодня, — согласилась Эгги.
Лия пару секунд переводила взгляд с одной на другую, затем сосредоточилась на подруге. Когда они вошли в мастерскую, увиденное Марису ошеломило, однако теперь она выглядела спокойной и уверенной.
— Вижу, ты не особенно-то и шокирована всем этим, — высказала ей Лия.
— Пожалуй, нет, — отозвалась та.
Ответ Лию нисколько не устроил, однако прежде чем она попросила подругу объясниться, Мариса обратилась к хозяйке:
— Вы когда-нибудь слышали о нуменах
[12]?
Та покачала головой.
— Возможно, у вас они называются по-другому, — продолжила Мариса. — Это когда художник создает картину, которая столь живо обращается к… — она задумалась. — К соответствующему духу из иного мира, скажем так, что этот дух переходит границу миров и становится вещественным. И неважно, сколь странен его внешний вид, — он появляется точно таким, каким изображен на картине.
Мариса покосилась на Лию, затем снова сосредоточила свое внимание на Эгги и добавила:
— Подобное по силам лишь исключительным художникам. В смысле, прокладывать путь через миры.
— Никогда не слышала о таком, — отозвалась старуха.
— Значит, вы не вызывали духов своими картинами? И не продаете вы свои картины не по той причине, что жизни духов непосредственно связаны с физической сохранностью их изображений?
— Да нет же, это портреты реальных существ.
— Мариса… — вмешалась Лия. — Ты с таким встречалась раньше?
Подруга кивнула.
— Ты ведь помнишь дочь Изабелл — Иззи? И ее приятельницу Кэти? Иззи вовсе не дочь Изабелл. Это сама Изабелл, такая, какой она была лет в двадцать с небольшим, а ее лучшая подруга — юная Катарина Малли. Писательница, которая покончила с собой. Эти девушки — нумены, которых Изабелл воссоздала своим искусством. Как и Джон Свитуотер и половина жителей острова Врен.