— Собираешься участвовать в потогоне? — осведомляется Морагу.
— Не все сразу, — качаю я головой. — Как-никак, я все-таки здесь, своего ты добился.
— Дело тут не во мне и не в моей настойчивости, — качает он головой.
— Да знаю я.
Одна из Тетушек тараторит что-то на языке кикими.
— Ладно, мне некогда, — объявляет шаман. — Тетя Джуди говорит, лепешки сами себя не испекут.
Мы с Калико спешим улизнуть до того, как Тете Джуди придет в голову, что им не помешает и наша помощь.
Какое-то время мы бродим среди гостей, болтая со знакомыми и представляя друг друга незнакомым.
— Вот видишь? — говорит Калико, когда чуть погодя мы устраиваемся на скале над кострищем. — Не так уж и плохо.
— Я и не думал, что будет плохо. Просто… — я задумываюсь, подыскивая слова. — Не хочу притворяться, будто я приемыш племени. И участие в духовной церемонии кикими представляется мне неуместным.
— Даже если тебя пригласили?
— Даже если пригласили.
Калико улыбается:
— Ну так посмотри на все это шире. Воспринимай это сборище как общину. Вспомни свеженький совет Эгги. Именно так мы, кузены, и уживаемся с вами, пятипалыми.
— Как с соседями, — киваю я.
Она приваливается к моему плечу:
— Или больше, чем с соседями.
А в следующее мгновение Калико тычет в меня пальцем:
— Но смотри мне, не вздумай уживаться с какой-нибудь милашкой-кикими! Я вижу, как местные девушки на тебя поглядывают.
Я мысленно распускаю хвост, а потом смеюсь над собой:
— Ага. И видят старика, основательно потрепанного пустыней.
— Не такого уж и потрепанного, — отзывается Калико. — Кажется, кое-какая жизнь еще теплится в…
В этот момент сначала одна собака, потом другая, а затем и все четвероногое сообщество, что минуту назад мирно нежилось в холодке, поднимается на лапы. Псины собираются на краю площадки под нашей скалой и таращатся куда-то вверх. Неужто на нас?
— Какого черта? — удивляюсь я.
Подруга бросает взгляд через плечо:
— Они встречают…
Я оборачиваюсь и вижу чуть выше на склоне покрытую пылью рыжую собаку. Спустившись к нам, она останавливается ненадолго и трется о мою ногу, а затем в несколько прыжков одолевает последние метры пути. Стаю тут же охватывает сущее безумие — заливистый лай, обнюхивание, возбужденная беготня туда-сюда.
— Похоже, Ситале удалось выполнить твою просьбу, — замечает Калико.
Я слышу, как Лия зовет Руби, и рыжая псина рысцой устремляется к ней и Эгги. Писательница опускается на колени, обнимает собаку и зарывается лицом в запыленную шерсть животного. Дав женщине излить свои чувства, Руби поворачивается к Эгги, кладет голову старухе на колени и поднимает на нее глаза. Даже с такого расстояния я без труда различаю, какой любовью светятся глаза у них обеих. И стараюсь запечатлеть в памяти этот образ старушки и собаки, чтобы обращаться к нему всякий раз, когда меня посетит мысль, будто в нашем мире недостаточно любви.
Эгги ерошит на псине шерсть и легонечко отталкивает ее. Руби радостно подскакивает и мчится прочь в компании остальных собак. За ними ниткой черных бус устремляются вороны.
— Как бы ты поступил, если бы Сэди сделала неправильный выбор? — спрашивает меня Калико.
— Честно? — оборачиваюсь я к ней. — Даже не знаю. Я был уверен на сто процентов, что до этого не дойдет.
— Какой же ты все-таки олух, — улыбается она. — Но среди прочего именно это мне в тебе и нравится.
— И что же это за прочее? — поддразниваю я ее.
Калико томно берет меня пальцем за подбородок и заглядывает в глаза:
— Ну, у тебя есть кое-какие другие достоинства… И еще твоя музыка.
Должен признать, ее замечание застигло меня врасплох:
— Я и не знал, что ты слышала мою группу.
— Я не про нее. А про музыку, которую ты создаешь теперь. Тебе стоило бы сыграть кое-что для Лии, — она кладет ладонь мне на руку. — Да-да, помимо стен каньона эти композиции не мешало бы услышать и другим.
— Публичное исполнение — это больше не про меня, — заявляю я.
Калико строит недовольную гримаску. Понятия не имею, кривляется она или ей моя реакция вправду неприятна, однако сдаваться моя подруга явно не намерена.
— Разве это публичное исполнение, когда играешь для своих друзей? Или для своей общины? Думаешь, Морагу не понравится, как ты обработал ритуальные песни кикими?
Внутренне я досадую.
— Да я просто обыграл их, потому что они мне нравятся. В жизни не стану исполнять это на людях, только в душу им плевать! И Морагу ни за что не оценит мою аранжировку, с позволения сказать.
Шамана помяни — он и появится, и в следующее мгновение мы видим его у раздевалки. Самое время начаться потогону. Морагу сменил футболку на замшевую куртку, отделанную бахромой и разукрашенную бисером, а на его джинсах не осталось и следа от муки. Глядя на его одеяние, я словно переношусь на сорок лет назад в гримерку «Дизел Рэтс». Все же не просто так фанатки сходили по нему с ума, как и по самой группе.
Окрестности оглашает барабанный бой, и участники потихоньку начинают движение к вигваму. Большинство парней в трусах и футболках, женщины в легких свободных платьях.
— Так ты идешь? — спрашивает Калико.
Я качаю головой:
— Не все сразу, помнишь?
— Ну ты прямо как маленький!
— Что-то не вижу, чтобы ты сама спешила присоединиться, — начинаю я, однако продолжить мне не суждено.
Как и все остальные, я поворачиваю голову к дому Эгги, во двор которого только что въехали три кроссовера. Когда из первого выбирается Сэмми Быстрая Трава, по толпе пробегает ропот. Калико издает тихое рычание.
Я осторожно трогаю ее за запястье и, стараясь сохранять спокойствие, тихо спрашиваю:
— Может, я попробую уладить?
Она медленно кивает, не отрывая взгляда от Сэмми. Барабаны смолкают. Дверцы прочих кроссоверов тоже открываются, и теперь за владельцем казино выстраивается с десяток его парней. Ударным клином с Сэмми во главе они двигаются в направлении кострища.
Морагу выступает им навстречу, но я кричу ему, чтобы он остановился. Теперь это моя проблема. Ведь это я настоял на том, чтобы Сэмми получил второй шанс, значит, и разбираться предстоит тоже мне. Просто не верится, что казиношник заявился на потогон! Собери он хоть всех своих людей, тут его группа поддержки значительно уступала бы традиционалистам в числе.
Шаман внимательно смотрит на меня, затем кивает.
Толпа расступается перед Сэмми и его приспешниками. Его встречают мрачными взглядами, однако владельцу казино совершенно наплевать на них. Так же как и на Рувима и на собравшихся возле вождя юношей и девушек — псовых братцев, следующих за Сэмми по пятам.
