Какое-то движение справа привлекло его внимание, и, повернувшись, он увидел темно-синюю вспышку под пальто такого же цвета. Сердце его замерло.
Это была она.
Он узнал бы ее где угодно, хоть ориентиром ему и была всего одна фотография. Губы ее дрогнули в улыбке, рука дернулась в приветственном взмахе, как вдруг она, казалось… застыла. Улыбка померкла. И не успел он сообразить, в чем дело, как она сорвалась с места и побежала… обратно к дверям, в которые только что вошла, лишь полы пальто развевались позади нее.
Первый его порыв был броситься за ней. Толкавший его вперед импульс в груди спорил с разумом, который колебался, посылать ли сигнал в ноги. Рука, точно приваренная, сжимала перила. Потребовалась секунда или две, чтобы разжать окоченевшие пальцы и пошевелиться.
В этом море собравшихся она была уже вне досягаемости. Оставался лишь один способ догнать ее. Вариант боязливо продвигаться по периметру площадки, цепляясь одной рукой за стену из стекла и стали, тут бы не сработал.
Он должен был выяснить, что случилось. Он сделал глубокий вдох и, нырнув в массу тел, ринулся вперед, напролом, не заботясь о брошенных вслед неодобрительных взглядах тех, кого он побеспокоил.
Анна исчезла из виду, устремившись вниз по той же лестнице, по которой сюда поднялась, — с табличкой: «Экстренный выход. Только для инвалидов». Он метнулся было следом, но крепкий охранник перекрыл ему путь и ткнул большим пальцем в сторону лестницы в противоположном конце смотровой площадки. Времени спорить не было, поэтому он снова двинулся сквозь толпу и, обогнув центральную секцию, добрался до нужной лестницы.
Ноги его застучали по деревянным, окаймленным металлом ступеням. Он бросался на каждый поворот узкого прохода, пока не оказался на шестьдесят девятом этаже, тяжело дыша и дико озираясь по сторонам. Лицо начало покалывать, в ладони, казалось, вонзали булавки — верные признаки гипервентиляции, того, что уровень стресса зашкаливал. При других обстоятельствах он счел бы происходившее даже забавным, учитывая, что это самая высокая точка в городе и единственной крышей над ним были небеса.
Анна, должно быть, спустилась сюда, но поскольку он воспользовался другой лестницей, угадать, в какую сторону она отправилась дальше, было невозможно. Секция с лифтовыми шахтами и лестницами занимала центр здания, из-за чего насквозь оно не просматривалось. Подавив сковавшую горло панику, Броуди сделал единственное, что оставалось. Пробравшись через толпу и не обращая внимания на толкотню незнакомцев, он обошел весь этаж, однако ее словно и след простыл. На исходную точку пришлось вернуться ни с чем.
Может, она уже еще ниже, там, где были лифты и туалеты? Больше искать негде. Он направился туда проверить, на ходу размышляя о том, что с двумя смотровыми площадками и двумя лестницами они с Анной могут кружить здесь часами, ускользая друг от друга в бесконечных вариациях маршрутов. Самым разумным представлялось ждать там, где он стоял, когда увидел ее впервые. Если она теперь тоже его разыскивала, это было наиболее очевидным местом, куда бы она пошла. В поисках пути, ведущего наверх, он набрел на ряд лифтов, которые довезли его сюда несколькими часами ранее.
Желающих покинуть башню до наступления полуночи было не слишком много, и все же здесь скопилось несколько человек. Двери открылись как раз в тот момент, когда среди ожидавших он узнал Анну, которая отчаянно рвалась сквозь толпу, чтобы успеть проскользнуть в кабину.
Он подошел, когда створки лифта уже начали закрываться. Их взгляды встретились. В ее глазах читалось не меньше паники, чем испытывал он сам. А может, даже больше. Сердце его сжалось еще сильнее.
— Простите, Броуди. Я…
Двери оборвали все, что она собиралась сказать, оставив его в одиночестве спартанского коридора из полированной стали и пустых белых стен.
Вот и все. Он был свободен. Его якорь уплыл. Мощная штормовая волна, которую он сдерживал весь вечер, наконец обрушилась на него.
Задыхаясь, он схватился за грудь, качнувшись, прислонился к стене и начал медленно сползать на пол. Взгляд затуманился, он не мог сделать ни вдоха. Уже закрывая глаза, он услышал возглас лифтера:
— Эй! Кто-нибудь, вызовите скорую! Кажется, у этого парня сердечный приступ!
Глава 54
Лифт помчался вниз, отчего у Анны заложило уши, однако она едва ли вообще заметила эту поездку. Только поток холодного воздуха, ударивший в лицо на улице, слегка привел ее в чувство. Толком ничего не соображая, подгоняемая зашкаливавшим в крови адреналином, она зашагала вперед, прочь. Из двух вариантов — сражаться или бежать — Анна, судя по прошлому Рождеству, предпочитала последний. Она была трусихой.
«Ну и чего ты боишься?»
Вопрос просочился в ее сознание, но лишь подстегнул ее. Избрав ориентиром забитую людьми и транспортом Лондон-Бридж-стрит, она, чуть пошатываясь на каблуках, двинулась в ее направлении.
Она не могла об этом думать. Не могла думать о том, почему бежала и что только что совершила. Лучше было просто тупо плестись под покровом этого тумана.
Она повернула за угол к большой дороге, скопившаяся на перекрестке толпа подхватила ее и повлекла за собой. Так она оказалась в одном из дальних уголков городского рынка, обычно имеющего вид застекленной площадки для семейного пикника, но сегодня здесь все было иначе. Гуляки лет на десять ее моложе слонялись от одной компании к другой, выпивали, болтали, веселились.
Ступив под стеклянный полог, Анна начала проталкиваться сквозь них, пока не добралась до устойчивой барной конструкции. Вцепившись в нее обеими руками, крикнула бармену: «Джин! Двойной!» Джин подали в чем-то, напоминавшем аквариум, только на тонкой стеклянной ножке. Однако Анну мало заботило, как выглядела эта емкость, любоваться ей никто не собирался. Осушив бокал, она толкнула его обратно бармену. Тот кивнул и налил новую порцию с таким невозмутимым видом, будто она любезно попросила ванильный латте.
Она на что-то наткнулась и, обнаружив, что это был барный стул, взобралась на него.
Нет, это не должно повториться.
Да будь он проклят за то, что пробудил ее, за то, что превратил из обыкновенного лунатика в… это. Человека, способного мыслить и чувствовать, которому, в отличие от полуживого зомби, было чем рисковать. Это его вина.
В какой-то момент она наскребла в себе достаточно негодования, чтобы оправдать свои действия. Но лишь на миг. А затем оно начало сходить на нет, растворяясь в огромной черной дыре, которая разверзалась у нее внутри.
Анне был известен лишь один способ борьбы с подобными эмоциями. Нужно было вернуться в то состояние, в то место — в пустоту, покой и безмятежность. Но поскольку поблизости не было ни белых простыней, ни одеяла, Анна подняла свой бокал с джином и поднесла его к губам.
* * *
Броуди прикрыл дверь ванной, подошел к унитазу и опустил крышку. Сев на нее, он облокотился на колени и опустил голову на ладони. О боже, как же это было унизительно, неловко и пугающе. В действительности все его худшие опасения о панической атаке сбылись.
