Она умолкла, внезапно задумавшись, не нафантазировала ли она в этих отношениях себе куда больше, чем было на самом деле. Потом вспомнила, как он сказал, что позвонил, чтобы просто услышать ее голос, и это только больше сбивало ее с толку.
— Мне бы хотелось встретить Новый год с вами, Анна. Я просто… не могу.
Анна подождала, чувствуя, что за этими словами последует что-то еще, хотя бы какое-нибудь объяснение, но, когда молчание перешло границы ее терпения, она позвала:
— Броуди?
В трубке раздался его тяжелый вздох.
— Вы в порядке? Все хорошо?
Она почти слышала, как он силится ответить, но что-то ему мешает. «Расскажи мне, — мысленно уговаривала она. — Расскажи мне, в чем дело. Доверься мне, как я доверяю тебе».
Она услышала вдох, какой бывает, когда кто-то готовится что-то сказать. Что-то важное.
Но потом он выдохнул.
— Ничего такого, о чем вам следует беспокоиться, — эта фраза прозвучала как вердикт, давая ей понять, что сегодня эту тему поднимать больше не стоит. Но ей хотелось встретиться с Броуди. Хотелось увидеть — а не только услышать — его улыбку. Хотелось обнять и поблагодарить за дружбу.
Ведь эта дружба стала ее спасением.
В их отношениях Анна долгое время оставалась в роли «нахлебницы», высасывая из него силы и мудрость, оттого что сама пребывала в отчаянии и скорби. Ладно, чувство скорби все еще сохранялось, но отчаяние, как вдруг выяснилось, куда-то исчезло. Ее траур каким-то образом перешел на новый уровень, и теперь настало время расстаться с мыслями, что она со своей болью были центром Вселенной, и снова посмотреть вокруг. Она закрыла глаза, стыдясь того, до какой же степени была сосредоточена лишь на себе.
Но разве теперь ее поведение изменилось? Разве она не думала только о том, чего хотелось ей, не принимая во внимание того, что чувствовал он?
«Наверно», — с неохотой признала она.
Вероятно, ей следовало пока отказаться от этой идеи. Но ведь это не значило, что они с Броуди не найдут другой способ дальнейшего общения?
— Ладно, — сказала Анна, чувствуя, что еще не успела до конца сформулировать предложение, которое начал произносить ее рот. — Что ж, наше виртуально-анонимное общение на регулярной основе длится уже пять или шесть месяцев. Теперь я совершенно уверена, что вы не серийный киллер с топором…
Он рассмеялся, и она — словно в считаные минуты в ней развились какие-нибудь слуховые сверхспособности — различила в этом смехе веселье, а за ним то, что он отчаянно пытался скрыть, — облегчение. Броуди был рад, что его собеседница перестала настаивать на встрече.
— Поэтому я собираюсь сообщить вам свою фамилию, — договорила она, — и где живу.
Тишина на другом конце линии изменилась. Больше он не улыбался. Теперь он хмурился. Насторожился.
«Почему?»
— Меня зовут Анна Барри, и я живу на юго-западе Лондона. В Бромли, если точнее. Хотя это не совсем центр Бромли, а ближе к Сандридж-парку, — слова ее все больше походили на лепет. — И я собираюсь прислать вам фотографию…
«В самом деле? Что на нее нашло?»
Но стоило ей это произнести, как она поняла, что нашла верное решение. Если Броуди не сможет — или не станет — общаться по «Фейстайму», лучше способа было не найти. Когда они созванивались, ей хотелось иметь в голове хоть какой-то образ собеседника, а не эту непонятную смутную выдумку — исключительно плод ее воображения, а он в свою очередь мог бы представлять ее. Ей хотелось, чтобы он знал не только ее внутренний мир.
Она переключила свой телефон на громкую связь и, зайдя в галерею, пролистала ее в поисках какой-нибудь фотографии, которую могла бы отослать. Разве это не странно, что за все время общения они ни разу не написали друг другу текстового сообщения? Одни разговоры. Голоса.
— Анна? Вам правда не стоит…
Анна не слушала. Она слишком увлеклась просмотром галереи в попытках отыскать подходящую фотографию, чтобы отправить ее Броуди. Самые удачные были далеко, некоторые из них со Спенсером, и тщеславие чуть не заставило ее выбрать одну такую, но она остановила себя до того, как успела нажать на экран. Нет. Ведь она не собиралась хвастаться идеальным снимком, как в «Инстаграме», что не терпит сходства с реальной жизнью. Это Броуди. Ей нужно найти такой, который показал бы ее сейчас, с морщинками и прочим, который был бы честным.
— Я сейчас повешу трубку, — сообщила она ему, — я что-то не разберусь, как это сделать во время звонка. Перезвоните, когда получите.
Он не успел ничего возразить, как она уже завершила вызов, а затем выбрала прошлогоднюю фотографию. На ней она не была милой или сексуальной (впрочем, это не означало, что она не знала, как сделать селфи милым или сексуальным). Почти случайный кадр, появившийся благодаря Габи во время их прогулки в Фарнборо одним субботним февральским утром. Она окликнула Анну и нажала кнопку на экране, когда та повернула голову. Она смотрела прямо в камеру с тенью улыбки на губах и усталыми глазами, которые как бы говорили: «Ты сейчас серьезно?» Такой она и была. Тем лучше, что все это удалось запечатлеть в один момент.
Она коснулась выбранного снимка и, не оставляя себе шанса пойти на попятную, нажала «Отправить» — оно ушло. Она задержала дыхание и стала ждать.
Броуди потребовалось много времени на ответ. Признаться, так много, что находиться на улице стало уже слишком холодно, и ей пришлось поскорее возвращаться в дом к теплу своей кухни. Она погасила яркий верхний свет, оставив только лампочку от вытяжки, положила телефон на стол, села и продолжила ждать.
Что его так задерживало? Она ведь не очень уж уродлива?
Она знала, что нет. Ладно, она не была сногсшибательной красоткой и не имела такого же блеска в глазах, как у Габи, благодаря которому немедленно вспоминается слово «хорошенькая», зато у нее не наблюдалось проблем с телосложением. И, если постараться, она могла неплохо выглядеть, когда собиралась куда-нибудь вечером.
Ее телефон завибрировал. Она схватила его со стола. Это было сообщение от него. Фотография!
Потребовалось несколько секунд, прежде чем ее мозг сумел придать смысл изображению на экране — косматые заросли серых волос и большие, с чувством глядящие в душу озорные глаза. Она приблизила снимок, после чего у нее вырвался полуразочарованный, полунасмешливый вздох. Она тряхнула головой и набрала его номер.
— Я так понимаю, это Льюис, — заговорила она, когда он ответил.
— Он гораздо симпатичнее меня, — серьезно сказал Броуди.
— Он и правда симпатичный, — признала Анна, вспоминая его волнистую серебристую шерсть. — Кстати, а что это за порода?
— Керн-терьер. Как Тото в «Волшебнике из страны Оз».
Ах да. В сознании Анны всплыла картинка. А судя по имевшимся у нее сведениям о Льюисе, этот пес был столь же энергичным и озорным.
