Но потерял ли Журавль время или нет, он, кажется, не выслеживал Мошку через Хузгадо, как сделал он сам. Вполне возможно, что Журавль вообще не выслеживал его.
— Что-то здесь не так, Орев. У нас есть крыса за деревянной обшивкой стены, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Нет лодк?
— Нет лодки, нет доктора и нет советников. Нет денег. Нет мантейона. Нет умения, даже маленького, которое — как думал Внешний — он увидел во мне. — Хотя бессмертные боги, как учит разум и подтверждают Писания, не «думают», что они что-то там видят. На самом деле нет.
Боги знают.
Без всякой цели он пошел на запад по Береговой улице. Посредине ее стоял немаленький валун, выкрашенный в белое; на нем было грубо вырезано изображение Сциллы со множеством щупалец.
Он подошел к середине улицы, чтобы осмотреть изображение более тщательно, и обнаружил под ним зарифмованную молитву. Начертав в воздухе знак сложения, он обратился за помощью к Сцилле (напомнив, что ее городу нужен мантейон, и извинившись за импульсивное решение поехать на озеро — основание верить, что здесь можно чего-нибудь добиться, было слишком маленьким) и только потом продекламировал молитву, слегка озадаченный тем, что вырезанное на камне лицо великой богини напоминает, быть может случайно, лицо женщины из Хузгадо.
Члены Аюнтамьенто никогда не посещали святилище, сказала она, хотя комиссары появлялись достаточно часто. Была ли она там сама и как часто, видела ли, кто приходит и кто нет? Почти наверняка нет, решил Шелк.
Вздрогнув, он сообразил, что полдюжины прохожих стоят и смотрят, как он, склонив голову, молится перед изображением; когда он отвернулся, коренастый мужчина примерно его возраста извинился и спросил, не собирается ли он совершить паломничество в святилище.
— Именно поэтому я и молился, прося богиню о помощи, — объяснил Шелк. — Только несколько минут назад я сказал одной доброй женщине, что отправлюсь туда, как только появится возможность. Довольно опрометчивое обещание, конечно, потому что очень трудно судить, что означает «возможность». У меня здесь важное дело, и, можно сказать, возможности у меня нет; но есть очень маленькая вероятность, что паломничество в святыню поможет моему делу. И если это действительно так, я буду обязан отправиться туда.
— Даже не думай об этом, патера, — сказала женщина почти такого же возраста. — Не сейчас, когда слишком жарко.
— Хорош дев! — пробормотал Орев.
— Это моя жена, Кервель, — сказал Шелку коренастый человек. — А меня зовут Нутрия, и мы дважды совершили паломничество. — Шелк начал было что-то говорить, но Нутрия только отмахнулся. — Вон там продаются холодные напитки. Если ты отправишься в святилище сегодня, тебе потребуется вся вода, которую ты сможешь унести, и мы будем рады купить тебе что-нибудь. Но если ты послушаешь нас, то, вероятно, не пойдешь вообще.
— Пить!
Кервель засмеялась.
— Успокойся, Орев, — сказал Шелк. — Я тоже, если на то пошло.
Внутри было милосердно прохладно и, после яркого солнечного света снаружи, казалось очень темно.
— У них есть пиво, фруктовые соки — даже кокосовое молоко, если ты никогда его не пробовал — и родниковая вода, — сказал Нутрия. — Заказывай, что хочешь.
— Моя жена будет померанцевую воду, — сказал Нутрия мгновенно появившемуся официанту, — а я возьму пиво любого сорта, лишь бы оно подольше зрело в вашей бочке.
Он повернулся к Шелку:
— А ты, патера? Все, что хочешь.
— Родниковую воду, пожалуйста. Два стакана было бы замечательно.
— Мы видели твой портрет на заборе, — сказала ему Кервель. — Пять минут назад, не больше. Авгур с птицей на плече, достаточно умело нарисованный мелом и углем. Над твоей головой художник написал: «Шелк здесь!» И вчера, в городе, мы видели «Шелка в кальде!»
Шелк мрачно кивнул:
— Я не видел портрета с птицей, но, как мне кажется, я знаю, кто нарисовал его. И я ей скажу пару ласковых.
Официант поставил на стол три запотевших бутылки с желтой, коричневой и прозрачной жидкостями, четыре стакана и отметил их счет на маленькой грифельной доске.
Нутрия потрогал коричневую бутылку и улыбнулся:
— В сцилладень здесь полно народу, и все вокруг довольно теплое. Эти бутылки, вероятно, остудили внизу.
Шелк кивнул:
— Под землей всегда холодно. Я думаю, что ночь, которая окружает виток, должна быть зимней ночью.
Нутрия, открывавший бутылку с померанцевой водой для жены, удивленно посмотрел на него.
— Ты когда-нибудь думал о том, что лежит за витком, сын мой?
— Ты имеешь в виду, патера, если рыть и рыть вниз? Разве там не просто земля, сколько ни копай?
Шелк покачал головой и открыл свою бутылку:
— Даже безграмотные горняки знают, что это не так, сын мой. Даже могильщик — вчера я говорил с некоторыми из них, и они ни в коем случае не были невежественными — скажет тебе, что на глубине человеческого роста земля становится намного плотнее. Дальше идет глина и гравий, а под ними камень или коркамень.
Шелк налил холодной воды в стакан для Орева, одновременно собираясь с мыслями:
— За слоем камня и коркамня, который не так толст, как ты, может быть, считаешь, виток переходит в пустоту — в ночь, которая безгранично простирается во всех направлениях. — Он замолчал, вспоминая, пока наполнял стакан. — Однако она украшена цветными искрами. Мне сказали, что они есть, хотя сейчас я не помню этого.
— По-моему, это только от того, что тепло не может проникать вниз.
— Оно проникает, — сказал ему Шелк. — Оно уходит вниз глубже этой бочки и глубже колодца в моем мантейоне, из которого всегда можно накачать холодной воды. На самом деле оно доходит до самого внешнего камня витка и только потом теряется в бездушной ночи. Если бы не солнце, самый первый и величайший из даров Паса, мы бы все замерзли. — Какое-то мгновение Шелк смотрел, как Орев пьет из своего стакана, и сделал хороший глоток из своего. — Спасибо вам обоим. Вода просто великолепна.
— Я не буду спорить с Пасом или с тобой о важности солнца, патера, — сказала Кервель, — но оно может быть очень опасным. Если ты на самом деле хочешь увидеть святилище, ты мог бы перенести паломничество на вечер, когда не так жарко. Ты помнишь последний раз, Нутрия?
Ее муж кивнул:
— В первый раз мы были там прошлой осенью, патера. Тогда мы насладились прогулкой, и из святилища открывается великолепный вид на озеро, вот мы и решили пойти туда в этом году. В конце концов, мы собрались, когда уже созрели фиги, но еще не было так жарко, как сейчас.
— Даже близко, — вставила Кервель.
— Мы вышли, и, постепенно, становилось все жарче и жарче. Расскажи ему, дорогая.
— Он сошел с дороги, — сказала Кервель Шелку. — С Пути Пилигрима, как ее еще называют. Я видела впереди следующую пару камней, но он повернул направо, в эту маленькую… не знаю, как она называется. Такая каменистая маленькая долина между двух холмов.
