— Тогда что? — удивился и я. — Насколько я понял, я здесь, чтобы очистить… энергию? — Чуть не сказал «жемчужину».
— И вот как это будет. Подойдите ближе, присядьте, я всё объясню.
Я взял стул, развернул его и сел напротив Клавдии. Она уставилась на меня, подавшись вперёд. Бледная, но решительная.
— Целители легко работают с энергетикой. Мы можем принимать чужую энергию и отдавать свою. Исцеление — это всегда передача своей энергии другому. Поэтому я сейчас такая. Но я могу взять — с вашего, разумеется, разрешения, — вашу энергию.
Я хмыкнул, почесал кончик носа. Говоря языком «торгашей и управленцев», по меткому выражению деда, я не мог понять, в чём моя выгода. Но спрашивать напрямую было неудобно, поэтому я сформулировал помягче:
— И это поможет мне избавиться от черноты?
— Разумеется, — кивнула Клавдия. — Я ведь заберу вашу чёрную энергию.
— А к чему она вам — чёрная?
— У меня её природа изменится, — улыбнулась Клавдия. — И очень быстро. Это одно из преимуществ целителей. Сама наша природа — белая, чёрными мы быть не можем ни при каких обстоятельствах.
Звучало разумно. Насколько вообще разумно может звучать разговор о магии…
— Убедили, Клавдия Тимофеевна, — вздохнул я. — И как это будет? Что мы должны сделать?
— Мелочь, право слово. Разрезать вены на запястьях и смешать нашу кровь.
Я моргнул от неожиданности, а Клавдия рассмеялась:
— Шучу, извините. Просто возьмите меня за руки.
Она протянула ко мне свои узкие ладошки, я осторожно взялся за них.
— Возможно, будет немного покалывать, — предупредила Клавдия и закрыла глаза.
Покалывание возникло в ту же секунду. Казалось, несколько десятков крохотных ёжиков изо всех сил стараются вырваться у меня из-под кожи. И к тому прибавлялось ощущение, будто из меня в Клавдию что-то переливается. Что-то важное для меня, почти такое же важное, как кровь. Я бы разорвал нашу связь в ту же секунду, если бы не странное чувство.
Внутри меня как будто что-то расслабилось. Я глубоко вдохнул, у меня закружилась голова.
— Вот и всё! — отпустила мои руки Клавдия. Она встала на ноги — тоже нетвёрдо, будто выпившая. — А теперь прошу меня ненадолго простить, я должна…
Она, не договорив, открыла замеченную мной дверь и вошла туда. На ходу скинула халат. Спустя минуту зашумела вода в душе.
— Интересно, — заметил я, глядя на халат, лежащий на полу. А потом сунул руку в карман и вынул жемчужину.
Казалось, тьма в ней корчится от боли. Её становилось меньше, меньше… Когда тёмной осталась треть жемчужины, процесс остановился. Технология работала.
Из душа Клавдия вышла совершенно другим человеком. Человеком, замотанным в одно полотенце, и с другим полотенцем на голове. Увидев меня, она как будто озадачилась, но тут же в глазах сверкнуло осознание.
— Прошу прощения, после такого сильного расхода магической силы я немного дезориентирована, — сказала она, и её щёки порозовели.
— Да ничего, — пожал я плечами, но всей моей силы воли не хватало, чтобы отвести взгляд от ног девушки и верхней части груди. Взгляд метался туда-сюда, и я резко встал. — Подожду снаружи. Переодевайтесь.
И вышел за дверь, пока Клавдия не заметила моей реакции. Вполне, впрочем, адекватной реакции, в моём-то возрасте. Я и в прошлой жизни не был настолько стар, чтобы игнорировать присутствие поблизости красивых женщин, особенно столь необременённых одеждой, ну а в переполненном гормонами теле Кости Барятинского и вовсе было нелегко.
— Надо с этим что-то решать, — поделился я вполголоса с пустым коридором.
А как решать? Учитывая специфику этого мира, тут, верно, с внебрачными связями очень непросто. Жениться, повесить себе камень на шею? Нет уж, спасибо, не мой случай.
Проститутки? Тоже мимо. Вряд ли это пойдёт на пользу белому магу. Да и репутацию рода, который вот-вот войдёт в ближний круг, тоже портить не хочется. Не просить же Надю каждый раз изменить мне внешность перед походом в бордель.
Ситуация… И о чём я, скажите на милость, тут думаю?
— Константин? Можете заходить, — высунула голову в коридор Клавдия. — Вы предпочитаете чёрный или зелёный чай?
— Чёрный, — сказал я и вошёл в комнатёнку.
Электросамовар на столе свистел. Клавдия достала откуда-то фарфоровый заварочный чайник и насыпала в него заварку.
— Садитесь, — сказала она, указав на единственный стул. — Берите печенье. Нам обоим нужно немного подкрепиться.
Тон, которым она говорила, мне не понравился.
— У нас что, по планам сегодня ещё что-то в этом духе?
— Увы, — вздохнула Клавдия.
Выключила самовар, повернула краник и наполнила чайничек кипятком. Потом поставила его сверху самовара.
— Вы уверены… Послушайте, может быть, мы перейдём на «ты»?
Неудобно, ей-богу. Ладно бы она была меня хоть на десять лет старше. А то — юродство какое-то.
— Если тебя это не смутит — я только рада, — улыбнулась Клавдия.
Она опять была в халате, только, похоже, в другом. От неё пахло свежестью и чистотой. Наверное, от одного этого запаха больным должно становиться легче. Болезнь — это всегда грязь. А чистота — помогает.
— Ты уверена, что это нужно? — спросил я. — Мне показалось, что после той женщины тебя сильно… — Я поколебался и заменил готовое сорваться с языка «накрыло» на более приличное: —…сильно опустошило.
Клавдия посмотрела на меня с удивлением сверху вниз.
— Конечно, я уверена, что это нужно. Люди умирают!
— Так они всегда умирают, — ляпнул я прежде чем вспомнил, что говорю не с соратником по сопротивлению, а с молодой девчонкой, идеалисткой, да к тому же — белым магом.
Она помрачнела и резким движением сняла заварник с самовара. Из носика немного плеснуло на стол, но Клавдия этого даже не заметила. Когда она наливала мне чай, носик заварника стучал о край чашки.
— Бывают… серьёзные случаи, Константин. Вот эта женщина сегодня была срочным случаем. А здесь ещё трое таких, срочных. Они могут умереть к концу дня, если я не вылечу их по-своему. Врачи сделали всё, что могли, но…
— Ещё трое?! — изумился я. — Но ты же так убьёшь себя. И больше уже никому не сможешь помочь.
— Не убью. Просто полежу недельку…
— Нет. Даже не думай.
— Это не тебе решать! — возмутилась она.
— Может, и так, но рассуждать ты мне точно не помешаешь. Элементарная логика: ты можешь спасать в неделю по одному человеку на протяжении многих лет. А можешь спалить себя сегодня ради троих.
— Я не собираюсь умирать, с чего ты это взял? Мне просто будет нелегко. Ну, так и что же? Жизнь в принципе трудная.
