— Решил удариться в благотворительность? — подшучивал он, пытаясь оправдать странный выбор невесты.
Сперва друг решил, что это — «развод». Попытка опередить его в погоне за «свеженьким мясом». А потом с нетерпением ждал, когда Энтони все отменит, в очередной раз запятнав свою и без того чумазую репутацию. И даже на свадьбе, выступая свидетелем, он усмехался, предвидя развязку. А после — напился, увлекая Тони вслед за собой.
Да, он был пьян! Но помнил всё до последнего. К примеру, безликую массу гостей, в мешанине из блесток. Какофонию звуков и назойливый шум голосов. Энтони помнил, как улыбаясь в прицел фотокамеры, он сжимал её руку. Какой холодной и напряженной она была. Кэтрин все время молчала и почти не улыбалась, интригуя гостей своей меланхолией. И только один человек смог её рассмешить! Он вспомнил, как наблюдал со стороны их медленный танец. В благородных объятиях Пола Торреса его супруга выглядела еще миниатюрнее. Ведомая им, она повторяла движения, так легко, будто вальсировала с детства.
— Она не подходит тебе, — бросил Майк. Братишка подкрался к излучине бара, откуда наблюдать за танцующими было удобнее всего.
Его прилизанный вид, как обычно, взбесил Энтони! Разбег в семь лет был слишком большим. Как и разница взглядов на жизнь. Тони часто шутил, что вместо врачебного халата Майку вполне подошла бы монашеская ряса. Худощавость и детский типаж лица вызывали симпатию разве что у женщин за сорок. У ровесниц его заурядный братишка не имел успеха. И потому даже те, кто попадался ему на крючок, легко соскальзывали. Угождая прямиком в объятия Энтони! Майк обижался, предъявлял обвинения в воровстве. Но Тони считал это проявлением братской любви. Он трахал их, избавляя братишку от ложных иллюзий. Давая понять, насколько похожи все женщины. Все, как одна, меркантильные суки…
Тони напрягся, пытаясь припомнить, каким был его ответ. Но эту мысль затмил эпизод, в котором Кэтрин смеялась в объятиях папы. Он что-то шепнул ей на ушко! И смех этот был таким неожиданно искренним, что даже Саманта, его новая «мачеха» ревниво раздула изящные ноздри.
Клятвы верности, церемония, ресторан, фейерверк… Что было потом? Когда последнее из орудий, выплюнув в воздух заряд из мерцающих искр, замолчало. Когда, прощаясь с гостями со сцены, Тони наспех заталкивал в брюки край белоснежной рубашки. За пару минут до этого излив напряжение в привлекательный рот официантки. Его отпустило в машине, где потребность быть в кадре уже не давила. Где они были только вдвоем, не считая водителя. Она села подальше, прижалась к окну, провожая глазами неспящие улицы. Тони видел её силуэт, четкий профиль на фоне стекла.
Он бросил ей что-то резкое, она не ответила. Только сильнее вжалась в сиденье. А он наблюдал за ней, предвкушая их брачную ночь. Представляя, как снимет с неё это платье! На крыльцо его дома она шла, как на эшафот. Разве что не рыдала. Это взбесило Энтони! Как и то, что, войдя, Кэтрин осталась стоять у порога. С таким видом, как будто хотела сбежать.
— Проходи! Чего застыла? — бросил он грубовато, скинул туфли и блаженно прошелся по гладкому полу.
Кэтрин разулась. И, придерживая подол, который сразу же стал длиннее, пошла вдоль стены, вдохновлено изучая обстановку. Она запрокинула голову, глядя на потолок, потрогала кончиком пальца шершавую стену и «зависла» напротив картины. По задумке художника изображающей «Притяжение». Сначала он искоса любовался её приподнятой кверху мордашкой. Но потом его вновь обуяла злоба.
«И чего она уставилась на эту мазню?», — думал Энтони, — «Не на выставке!». Он плеснул вина и взял по бокалу в каждую руку. А затем, подойдя вплотную, предложил ей свой тост:
— За нас!
Кэтрин испуганно обернулась и отпрянула от него.
— Спасибо, не буду, — кивнула она, и демонстративно продолжила пялиться на картину. Его обществу она предпочла настенную живопись! Энтони сжал в кулаке хрустальную ножку.
— Взяла и выпила! — проговорил он сквозь зубы. Даже здесь, в его доме, на его территории. Даже будучи купленной им с потрохами, она продолжала вести себя так, словно у нее за спиной был как минимум, титул графини.
В ответ на его приказ Кэтрин расправила плечи. Она смиренно взяла из его рук бокал и поднесла к губам.
— Белый — цвет невинности, да? — поинтересовался Энтони. Она не ответила, только щеки едва заметно порозовели.
— Скажи мне, как ты умудрилась остаться целкой? — он рассмеялся, наблюдая её смущение, — Зашила пизду суровыми нитками?
Её ноздри нервно затрепетали, губы слегка приоткрылись, но снова сжались в плотную ярко-алую нить. Энтони приободрился! Он вдруг обрёл в себе силу. Чуть не забыв, что теперь она находится в его полном распоряжении. В его доме, куда не ступала нога ни одной женщины. Кроме служанки Мартины. Та приходила раз в несколько дней и, тихо шурша, наводила уют.
— Ну, ты же мечтала об этом? Признайся! Мечтала, как тебя выебут на шелковых простынях? Как ты будешь стонать, с лепестками роз, прилипшими к голой заднице? Ах, я и забыл! — он притворно щелкнул себя по лбу, — Ты же не любишь розы! Нужно было посыпать кровать ромашками.
С каждым словом лицо Кэтрин становилось все более непроницаемым. Как будто мысленно она создавала броню. Надеясь таким образом отгородиться от него. Избежать своей участи! Энтони неотрывно следил за ней. Желание стереть с её лица это неуместное высокомерие росло в нем с каждой секундой. Хотелось увидеть, каким её бледное личико станет в момент проникновения…
— Идем, я покажу тебе спальню, — он кивнул ей в сторону лестницы. Но Кэтрин осталась стоять, упрямо глядя на полотно.
Следующим желанием Энтони было — взять девчонку прямо там, в гостиной! Не снимая платья, а только задрав его. На белом фоне её вагинальная кровь будет выглядеть лучше любого шедевра.
— Можно и здесь, — он кивнул на диван. — Но я думал, что на кровати будет удобнее?
Она по-прежнему молчала, испуганно переводя взгляд с него на диван и обратно. Как будто бы только сейчас до нее наконец-то дошло, что это случится. Вопрос лишь в том, где именно?
— Итак, что выбираешь? — поторапливал Энтони. Ощущая стояк, несмотря на изрядную дозу спиртного. Инстинкты его обострились! И запах, что прежде казался едва уловимым, теперь стал отчетливей. Это был запах победы!
— Может быть… завтра? — произнесла она нерешительно. Её тонкие пальцы терялись в складках фаты. Грудь, упакованная в два слоя жемчужной ткани, тревожно вздымалась.
Тони вполне мог прервать болтовню, и вздернуть её. Без предисловий и ласк! Но короткий миг удовольствия — это ничто, в сравнении с тем, каким упоительно-сладким был её страх. Граничащий с паникой, он отражался в огромных глазах! Кэтрин храбрилась, пытаясь держаться уверенно. Но уже понимая, что выхода нет.
— Ты в курсе, почему брачная ночь называется первой? — уточнил Энтони. — Не завтра, не вчера. А сегодня!
Кэтрин шумно сглотнула:
— Я… мне нужно в туалет!
