– Другой Гомер, милая, – произнес Кори.
– Кстати, что такое муза?
– Музы были источниками всех знаний. Они вдохновляли художников и ученых.
Кэлли шлепнула Кори по руке.
– Ты никогда не говорил мне, что Каллиопа была музой! Или дочерью Зевса!
– Я и сам не знал, – Кори рассмеялся. – Но это круто, правда? – он мне благодарно улыбнулся.
– Лучше, чем какой-нибудь вонючий старый орган с трубами на колесиках, или что ты там мне говорил, – Кэлли подпрыгнула на своем сиденье. – Скорей бы занятия в школе. Я всем расскажу, что Каллиопа была музой и богиней! – она повернулась ко мне. – Откуда ты все это знаешь?
– Я узнала об этом в колледже.
– И когда ты поступишь в колледж, ты тоже многое узнаешь, – сказал Кори.
– Заезженная пластинка, – прошептала Кэлли, наклонившись ко мне. – А что насчет твоего имени? Александра тоже была богиней?
– Нет, если я правильно помню, мое имя означает титул.
– Какой титул?
– Я давно об этом не думала, – сказала я тихим голосом. – Эм, оно означает «защитница людей».
– А? – с сомнением протянула Кэлли. – Ты защищаешь людей? Как папа? – она рассмеялась. – Это глупо.
– Работа Алекс заключается в том, чтобы помогать людям, когда они приходят в суд, – объяснил Кори. – Помнишь судью Джуди?
– Ты как судья Джуди? – Кэлли повернулась ко мне. – Она самая лучшая. Она строгая, но всегда знает, что справедливо. Это твоя работа? Чтобы все было справедливо?
– Так предполагается, – я слабо улыбнулась. – Но не всегда так получается.
Кори откашлялся.
– Ты снова будешь помогать медсестрам, Кэлли? Когда мы навестим дедушку?
– Конечно! Я очень хороший помощник. Медсестра Полин всегда дарит мне наклейки за такую хорошую работу, – Кэлли принялась рассказывать о том, как она помогала раздавать подушки или сортировать почту для жителей дома престарелых.
Я была благодарна Кори за смену темы. Кажется, я сто лет уже не думала о деле «Манро против Хатчинсон». Так странно: я всегда была занята суетой стольких дел одновременно, а теперь все это казалось мне таким незначительным по сравнению с тем, что было у Кори, – жизнерадостная малышка и отец, которому она так нужна.
В поле моего зрения появился дом престарелых «Новые горизонты». Красивый пятиэтажный комплекс, со вкусом окрашенный в темно-бордовый и бежевый цвета, с раздвижными стеклянными дверями. Медсестры в опрятной униформе катали пациентов в инвалидных колясках или сопровождали их на пешей прогулке в лучах позднего утреннего солнца.
Было очевидно, что этот дом престарелых был высококлассным заведением, и, предполагаю, ежемесячная стоимость проживания здесь члена семьи составляла тысяч десять, не меньше.
Следовало бы радоваться тому, что Кори смог обеспечить своему отцу такой уход к концу его жизни, но вместо этого мое сердце сжалось. Должно быть, их бизнес успешно продвигался, раз, продав его, Кори смог позволить себе оплатить это место.
Войдя внутрь, Кэлли проскочила вперед, а Кори непринужденно, по-свойски зашагал по устланному ковром коридору. Я чувствовала себя незваным гостем. Дом был опрятным, чистым, с хорошим персоналом, но в воздухе витала глубоко личная атмосфера, такая же густая, как ароматы букетов, украшавших столы и буфеты. Здесь члены семей доживали последние годы – иногда месяцы – своей жизни.
У лифта я взяла Кори за руку и наклонилась поближе.
– Может быть, мне лучше подождать в машине?
– Почему? – нахмурился Кори, но тут же догадался. – Нет, все в порядке. Я понял. Ощущение, словно находишься в больнице, верно?
– Нет, дело не в этом, – сказала я. – Я просто… он не знает меня. Твой отец. Я не член семьи.
– Да, но не исключено, что он не знает и меня, – Кори провел рукой по волосам. – Каждый раз, когда я прихожу сюда, я задаюсь вопросом, наступил ли тот день, когда нет… ничего, понимаешь? Осталось ли у меня время?
– Осталось ли время? – переспросила я осторожно.
– Чтобы он гордился, – тихо произнес он и покачал головой. – Кстати, прости. Я не должен был так давить на тебя.
В этот момент я поняла, что Кори всегда сражался за все в одиночку, и он устал от этого. Я вспомнила о том, что он сказал в банке: он хочет такую партнершу, которая будет встречать жизненные трудности вместе с ним, рука об руку.
«Но я уже пообещала свое партнерство другому человеку».
– Подожди секунду, Кэлли, – крикнул Кори, когда Кэлли вошла в лифт. – Алекс подождет в вестибюле…
– Нет, – я взяла его за руку и улыбнулась ему.
«Я могу быть его партнершей сегодня. Только сегодня».
– Пойдем.
Улыбка Кори была прекрасной, взгляд ласковым и теплым.
– Спасибо.
Кэлли выглянула из лифта.
– Ребята, вы идете или как? – она увидела наши сцепленные руки, и ее глаза загорелись. – У-у-у-у. У папы есть девушка.
Двери лифта открылись, и мы оказались в коридоре, по которому шли медсестры, одетые в темно-бордовую униформу. Они собрались у поста в конце коридора, а Кэлли повела нас в противоположном направлении, в комнату 414, дверь которой уже была открыта.
– Дедушка? Готов ты или нет, но мы уже здесь!
Кори улыбнулся, наблюдая за своей дочерью.
– Медсестры всегда заранее знают о нашем приходе, – сказал он мне. – Они пытаются подготовить отца, но, как я уже сказал, никогда нельзя предсказать, насколько здравомыслящим он будет. Он может быть груб с тобой… а может и вовсе не замечать твоего присутствия…
– Кори, все будет хорошо, – я сжала его руку. – Я справлюсь.
– Я в этом не сомневаюсь, – он сжал мою руку в ответ.
Палата была одноместной, полностью в распоряжении Уолтера Бишопа: кровать, стол и комод, справа небольшая ванная комната.
Отец Кори сидел в мягком кресле у окна, из которого открывался вид на автомагистраль 405 и часть кампуса Калифорнийского университета.
Это был худощавый мужчина с редкими седыми волосами и строгим лицом, словно высеченным из камня. Его темные глаза смотрели в никуда, а клетчатая рубашка на пуговицах свободно свисала с костлявых плеч и узкой груди.
Кэлли подскочила к нему и поцеловала в щеку. Это как будто вывело его из ступора.
– А? Кэлли, малышка! Как поживает моя малышка Кэлли?
– Отлично, дедушка. Папа здесь, и он привел свою девушку, – Кэлли рассмеялась, растягивая последнее слово певучим детским голосом так же, как и у лифта.
Кори откашлялся и отпустил мою руку. Он присел на корточки перед креслом своего отца.
