– Не факт, если мне негде будет заниматься.
Груз, давивший на меня, отныне стал тяжелее.
«Имеет ли это значение? Почему я все еще пробиваюсь вперед так, словно у меня есть шанс?»
– И нужно удостовериться, что Рэндалл не врет насчет твоих документов, потому что, когда ты станешь генеральным подрядчиком, мы все придем работать на тебя.
Я пожал руку Вику, не зная, что ответить. Мой друг притянул меня к себе и обнял.
– Я рад, что с тобой все в порядке, – сказал он. – Мы все рады. Ты хороший человек.
– Да уж, спасибо.
Я хлопнул Вика по спине и еще раз оглядел комнату в поисках моих вещей. Не осталось ничего. Мои окровавленная рубашка и куртка были выброшены. Вик принес мне сменную одежду из моих вещей, благо мой домовладелец не успел выставить мои пожитки на продажу. Агент ФБР приходил допросить меня неделю назад и вернул мой бумажник – с моей последней нетронутой зарплатой, – ключи от моего старого пикапа F1-50 и мои часы. Больше ничего и не было.
– Это твое? – Вик поднял бейсболку, в которой Алекс приходила в ту ночь.
– О, эм. Да, – я сунул ее в свою сумку.
«На память», – с горечью подумал я.
В дверях появилась Джорджия вместе с Кэлли.
– Папа! – Кэлли бросилась ко мне, ее светлые волосы развевались, и я опустился на колени, чтобы крепко обнять ее. – Ты идешь домой?
– Ага. Жду, когда медсестра принесет выписку.
– Ты едешь с нами в Ситку? Мама говорит, что там красиво.
– Я уверен, что так и есть.
Я обменялся взглядом с Джорджией, взглянув поверх головы Кэлли. Джорджия пошевелилась в дверях, пожав плечами, и отвернулась.
Вик откашлялся.
– Ладно, мне надо валить, чувак. Скоро увидимся, – он кивнул в сторону Джорджии.
– Еще раз спасибо, Вик, – поблагодарил я.
– Чем могу, – сказал он и вышел.
– Ты собираешься жить у Вика? – Джорджия скрестила руки на груди.
– Пока не найду новое жилье, – ответил я.
Кэлли тем временем забралась на стул и смотрела в окно.
– Слушание в пятницу.
– Да, – тихо сказал я. – Так что до тех пор перестань твердить Кэлли, что она переезжает на Аляску. Еще ничего не решено, Джорджия.
– Решено. Особенно когда судья услышит, что у тебя нет собственного жилья, – она прикусила ноготь большого пальца. – Не говоря уже о твоих медицинских счетах.
Я вздрогнул, уязвленный тем, что после всего, что произошло, она использует это против меня.
– Ты серьезно, Джорджия? Ладно, хорошо. Иди напролом. Предоставь своему адвокату еще какую-нибудь информацию, которая прижмет мою задницу к стене.
– Ты сказал «задница», – засмеялась Кэлли, все еще глядя в окно. Отсюда, с четырнадцатого этажа, весь город открывался как на ладони.
– Почему ты так холоден? – спросила Джорджия, обхватив себя руками.
– Не знаю. Может быть, потому что ты как броня… – я взглянул на Кэлли. – Мы не будем обсуждать это сейчас. Не будем. И вы не переедете в Ситку.
– Нет? – Кэлли повернулась. – Но мама сказала…
– Маме придется подождать, малышка, – ответил я ей, а затем обратился к Джорджии: – У меня все еще есть работа, и совсем скоро у меня будет другое жилье. Я…
Вошла медсестра с папкой, полной бумаг о выписке, и пакетом с двумя оранжевыми пластиковыми органайзерами для таблеток.
– Вот, пожалуйста.
Она протянула мне документ, и я подписывал его, пока Джорджия нетерпеливо топталась в дверях. Когда я завершил, медсестра снова повторила предписания врача.
– Вы должны отдыхать минимум две недели, и, если у вас возникнет одышка или острая колющая боль в груди, немедленно позвоните 911. Это рецепт на любые медикаменты от боли в мышцах или костях на месте операции, и вам могут выписать его еще раз в случае необходимости.
– Я не нуждаюсь в этом вообще, – сказал я.
Медсестра улыбнулась.
– Это вы сейчас так говорите, но посреди ночи вы будете рады тому, что он у вас есть. Ну, все, – медсестра направилась было к выходу, но обернулась. – Я хотела сказать, что мы все так рады, что вы в порядке, и поблагодарить вас за то, что вы сделали в том банке. Мы бы увидели здесь гораздо больше заложников, если бы не вы.
– Да, но… – я откашлялся.
– Папа – герой! – воскликнула Кэлли.
– Правильно, сладкая, – согласилась медсестра, выходя из палаты. – Без всякого сомнения, он герой, и мы никогда этого не забудем.
– Давай, Кэлли, – позвала Джорджия, оттолкнувшись от стены. – Пора идти. Увидимся в пятницу, Кори, и просто… будь готов. Исход может быть не в твою пользу.
– Посмотрим, Джорджия, – я повернулся к Кэлли и заключил ее в крепкие объятия. – Я люблю тебя, малышка.
– Я тоже тебя люблю, папочка, – Кэлли отстранилась и, подойдя к матери, взяла ее за руку. – О, чуть не забыла. Тебя ждут.
– Кто меня ждет?
– Люди с камерами. Они у входа, потому что кто-то сказал им, что тебя сегодня выписывают.
«Черт».
– Спасибо, детка, – я выдавил из себя улыбку.
– Не за что, папочка, – ответила Кэлли, когда мать уже тянула ее за дверь. – Не вздумай сморозить какую-нибудь глупость.
У входа ждали репортеры, с полдюжины. Я заметил их от стойки регистрации. Мой грузовик был припаркован на открытой стоянке; мне оставалось только спуститься по небольшому лестничному пролету, чтобы добраться до него и сбежать, но это было невозможно.
Я повернулся к регистратору за стойкой.
– Это принадлежит Александре Гарденер, – я протянул женщине бейсболку. – На случай, если она вернется… за ней.
Повернувшись, я зашагал к парадной двери навстречу своей прежней жизни, оставляя позади последние напоминания об Алекс.
Меня сразу засыпали вопросами. Я поднял руки, призывая к тишине, и обнаружил у своего подбородка шесть портативных микрофонов и айфонов, а также четыре камеры, направленные на меня.
– Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, – сказал я. – Я просто хотел бы вернуться домой и забыть обо всем. Но я хочу поблагодарить здешних врачей и медсестер, которые поставили меня на ноги. Так что, да. Спасибо. Большое спасибо.
Я протиснулся мимо репортеров, игнорируя их вопросы, и побежал через парковку. Я заперся в своем старом грузовике, чувствуя безопасность и комфорт, и, к счастью, никто не последовал за мной.
Я тяжело вздохнул. Казалось, прошли годы, а не недели с тех пор, как я в последний раз сидел за рулем. Я завел двигатель, и рухлядь ожила.