В палате стало невероятно тихо, когда друзья Кори ушли, и между нами повисло короткое молчание.
– Я не ожидал увидеть тебя снова так скоро, – сказал Кори. – Спасибо, что пришла.
– О чем речь!
Он выглядел намного лучше со вчерашнего дня. Ему сняли носовую канюлю, его смуглое лицо снова обрело цвет, хрипота в голосе исчезла, и остался лишь низкий сиплый тон.
«Он выглядит прекрасно, – подумала я. – И именно поэтому мне лучше уйти. Это должен быть мой последний визит».
– Ты хорошо выглядишь, – сказала я. – Действительно хорошо.
– Ты выглядишь… великолепно, – сказал он, и я не знала, куда мне скрыться от этих глубоких темных глаз.
У его больничного халата были короткие рукава, и я заметила татуировку на внутренней стороне его правого предплечья. Два отпечатка, похожие на отпечатки пальцев. Это были детские ножки, выполненные с идеальной детализацией, как будто татуировка была совсем свежей. Над маленькими ножками было написано имя «Каллиопа Роуэн Бишоп». Ниже – дата рождения.
– Я не замечала ее раньше, – прокомментировала я. – Это потрясающе.
– Да, парень, к которому я хожу, действительно хорош, – согласился Кори. – Он сделал отпечатки с больничной справки, которую нам дали, когда родилась Кэлли.
– У тебя есть другие татуировки? – спросила я как можно более непринужденно. Я догадывалась, что есть. Не догадывалась, а фантазировала. Я откашлялась.
– Только три. Большая здесь, – он похлопал себя по левому плечу, на котором я спала три дня, – и еще одна на спине.
Я кивнула, совершенно не зная, как продолжить разговор.
– А у тебя есть татуировка? – спросил он, и я почувствовала себя так странно от мысли, что есть еще что-то, чего мы друг о друге не знаем.
Я разгладила свое платье.
– Нет, эм, у меня их нет, – ответила я, и передо мной возник образ Джорджии, у которой обе руки от узких плеч до кистей были набиты татуировками.
«Должно быть, ему нравятся женщины с татуировками».
– Ладно, я ненадолго. Я просто гуляла сегодня и проходила мимо этой пекарни, она мне нравится…
Я потянулась за кексами, но он перехватил мою руку:
– Как ты? Лучше?
Я кивнула, уставившись на наши сцепленные руки:
– Вроде да. А ты?
– Говорят, что меня выпишут через несколько дней.
– Правда? Это здорово, Кори, – мне не терпелось отдернуть руку, и в то же время мне хотелось крепко держаться за него.
– Смотрю, к тебе вернулось твое кольцо, – тихо сказал он, взглянув на огромный камень на другой моей руке. – Это хорошо.
– Эм, да, – я положила левую руку на колени. – Ты виделся с Кэлли?
– Еще нет. Джорджия обещала привести ее скоро.
– Хорошо.
Он повернул голову и посмотрел на меня. Похоже, он заметил, что я чувствую себя неловко.
– В чем дело? Ты можешь рассказать мне, Алекс. Поговори со мной.
И я почти рассказала.
Я хотела рассказать ему, что съехала из дома Дрю. Что я захотела пожить отдельно. Что даже после разговора в ФБР я все еще чувствовала себя разбитой изнутри. Что меня выгнали с работы. Что мне было некомфортно идти по залитой солнцем, многолюдной улице, где я чувствовала себя голой и беззащитной. Что меня во всех смыслах лишили прошлой жизни и я понятия не имела, что с этим делать. Я так сильно хотела рассказать ему все это – но как это могло помочь? Временный катарсис. Кори имел отношение к ситуации с ограблением банка, и я должна была сначала полностью отпустить эту ситуацию, если хотела двигаться дальше.
– Я не смогу… вернуться, – прошептала я. – Не думаю, что это хорошая идея.
– О, – его глаза затуманились, и он отпустил мою руку. – Хорошо.
– Я выхожу замуж за Дрю.
– Я знаю.
– Мне пора.
– Хорошо. Спасибо за кексы.
– Пожалуйста. Ладно… – я медленно встала, не желая завершать все таким образом: неудобным, неловким и неправдоподобным. – Прощай, Кори.
– Прощай, Александра.
Не знаю, почему, возможно, потому, что я больше никогда его не увижу, или, возможно, из-за того, как он произнес мое полное имя – как будто это был секрет, которым я поделилась только с ним, – но я наклонилась и поцеловала его в щеку.
По крайней мере, собиралась поцеловать в щеку, и я не уверена, то ли сама захотела этого в последний момент, то ли Кори повернулся ко мне, – но мои губы оказались на его губах, нежно касаясь в мягком поцелуе.
На этом все должно было завершиться. Невинный поцелуй, и ничего больше. Но я не отстранилась, и рука Кори скользнула вверх и обхватила мой подбородок. Его рот слегка приоткрылся, и я не смогла не ответить, не поцеловать его нижнюю губу, нежно прикусить, посасывая ее, в нас обоих тлело жгучее желание.
Его чистый и теплый аромат, находящийся так близко, победил всепроникающие больничные запахи, и я слегка пошатнулась от пьянящего ощущения, пробиравшегося по моим конечностям и между ног.
Я хотела отстраниться, но вместо этого открыла рот шире, мой язык отважился скользнуть в его рот. Боже, он был таким приятным на вкус, таким чистым, теплым, бархатисто-мягким.
Он простонал, его рука, державшая меня за подбородок, скользнула в мои волосы. Он осторожно потянул меня, наклоняя мою голову в сторону, чтобы проникнуть языком глубоко в мой рот. Мои глаза на мгновение распахнулись, и мне пришлось бороться с невероятным желанием оседлать его эрекцию, которая натягивала больничные одеяла. Тот факт, что он перенес операцию всего два дня назад, едва ли имел значение. Ни для меня, ни, очевидно, для него.
Я понятия не имею, как далеко это зашло бы, не будь он подключен к кардиомонитору. Пульс Кори участился, аппарат отчаянно запищал, и медсестра прибежала, чтобы проверить его.
Она рассмеялась.
Я быстро выпрямилась, и Кори бросил подушку поверх своего паха. Мы оба тяжело дышали, наши лица покраснели, как у подростков, которых застукали за поцелуем.
– Извините, что помешала, – сказала медсестра. – Оставляю вас наедине. Не переживайте, – она подмигнула.
– Нет, эм, нет. Я ухожу. Мне нужно идти, – я пригладила волосы. – Прощай, Кори. До свидания.
Он снова выдавил свою кривую улыбку, но глаза выдавали его искрою страсти, которую мы разожгли, угасавшей в печали. Или в смирении.
– До свидания, Алекс.
Я смотрела на него, впитывая его образ в последний раз, а затем поспешила из палаты, не оглядываясь, по коридору и на парковку, на которой, к счастью, не было прессы.
– Нужно забыть, – сказала я в тишине своей машины, сжимая руль. – Об ограблении. О монстрах. И о нем.
