– Еще бы. Этот парень спас твою задницу, – она перевела свой бледно-голубой взгляд на Амиту. – И твою.
– Батарея села, – Амита вынула наушник из уха и положила руку на плечо Кори, взглянув на него благодарным, пристыженным взглядом. – Кэрол права. Я хотела вступиться, сказать Фрэнки, что это я… но не могла ни двигаться, ни говорить, ни даже дышать. Мне жаль. Прости и спасибо.
Ревность, словно голод, скрутила меня изнутри от того, как Амита посмотрела на Кори, и я отвела взгляд.
– Забудь, все в порядке, – сказал Кори. – Какие новости? Оборотень, похоже, нервничает. Кажется у них все пошло не по плану.
– Да, но это плохо для нас, – Амита взглянула на дверь, прежде чем продолжить. – Дракула пытался договориться о безопасном выходе. Похоже, у него был план, но S.W.A.T. его обломал. Короче, они не договорились. Диспетчер не стал вдаваться в подробности. Дракула понимает, что вляпался по уши, и единственный выход – использовать нас.
– Ч-что это значит? – спросил Гил. – Использовать нас?
– Это как обмен фишками, – ответила Амита ровным, звучным голосом со слабым акцентом. – Он освободил кого-то из другой комнаты. Так мы получили пиццу. Теперь главный сержант хочет, чтобы он освободил больше людей, а Дракула настаивает, чтобы ему предоставили транспорт. Полиция, конечно, тянет время. Диспетчер пытался предупредить меня. Нам надо быть осторожнее, – она посмотрела на каждого из нас большими темными глазами. – Если Дракула не получит того, что хочет, он покажет полиции, что настроен серьезно.
– К-как? – спросил Гил.
– Мы здесь в качестве валюты, – сказал Рой с прежней бравадой. – Заложник гуляет, а мы едим. Освободят еще одного – мы получим немного воды. Так копы получают то, чего хотят. Но как вы думаете, что произойдет, если группа монстров чего-то захочет, а копы этого не сделают? Мы пешки, которыми можно пожертвовать.
Тяжесть его слов легла на меня, сдавив сильнее, когда Амита кивнула. Наступила тишина, а затем вернулся Фрэнки и небрежно бросил обычную пиццу с сыром и упаковку бутылок с водой в центр пола. Он выглядел унылым и усталым, совсем не похожим на того дерганого, нервного ублюдка, каким был всего несколько минут назад.
– Жрите, поросята, – он вытер нос рукавом и, шаркая, вышел.
«Он уже более спокоен», – подумала я, гадая, хорошо это для нас или плохо. Все схватились за бутылки с водой, но никто не двинулся с места, чтобы взять кусочек пиццы.
– Давайте, ребята, – сказал Кори. – Ешьте.
– А ты? – спросила Кэрол. – Тебя тошнит?
– Я подожду пива, – Кори криво улыбнулся.
Это помогло немного расслабиться, и мы один за другим потянулись за кусочками едва теплой пиццы.
Все начали болтать. Гил и Рой через всю комнату разговаривали о перспективах акций одной фармацевтической компании; Сильвия и Таня тихо беседовали в углу, Амита с сосредоточенным видом обсуждала с Кэрол профессию медика – оказалось, Амита училась в медицинской школе.
– Как ты себя чувствуешь на самом деле? – спросила я Кори.
– Я в порядке. Думаю, кровотечение уменьшилось. Но болит до смерти, врать не стану.
– Что я могу сделать для тебя?
– Поговори со мной, – сказал он. – Помоги мне отвлечься.
– Хорошо, но не засыпай на мне.
– Тогда постарайся заинтересовать меня.
Я закатила глаза, хотя втайне все внутри меня трепетало.
– Я сделаю все, что в моих силах. Хотя я не знаю, о чем можно поговорить двум банковским заложникам.
– Да о чем угодно, – сказал Кори. – Давай начнем с начала. Что там было до всего этого дерьма, когда мы встретились? Конверты, что выпали у тебя из рук? Они выглядели довольно необычно. День рождения?
– Эм, нет, – я внезапно почувствовала тяжесть в животе. Больше никакого трепета. – Это приглашения на вечеринку по случаю помолвки. Моей и моего жениха.
– Ого, – Кори напряженно улыбнулся одними губами. – И когда наступит знаменательный день?
– В январе.
– Это хорошо, – он отвернулся и кивнул. – Да, это хорошо.
Руки Кори свисали с согнутых коленей. Кольца не было.
«Монстры, возможно, забрали его».
– А ты? Ты женат?
– Нет, – сказал он. – Не женат. Но у меня есть маленькая дочь – Кэлли. Ей семь.
– Правда? – я откинулась на спинку стула, переваривая информацию.
Это многое объясняло. Так вот откуда в нем столько доброты, природного великодушия. Бездонный колодец любви к своему ребенку. Но меня это испугало. Случись с ним здесь что, его маленькая дочь может остаться сиротой. От этой мысли у меня по спине пробежали мурашки.
– Тут мощный кондиционер, – сказал он, заметив, что я вздрогнула. – Дать тебе мою куртку?
– Нет, спасибо. Говоришь, ты не женат?
– Ах, да. Мать Кэлли, Джорджия, не из тех, кто создает семью.
– А ты из тех?
– Думаю, да. Я бы женился.
– Редко в наше время можно услышать такое от молодых людей.
– Мне почти тридцать. Не так уж и молод, – он пожал плечами. – Я не знаю. Мне нравится мысль прожить с одним человеком всю жизнь. Помогать друг другу в достижении целей… завести детей… помочь им достичь их целей. По-моему, это очень важно.
– Но Джорджия так не считала? – как только слова слетели с моих уст, я пожалела о сказанном. – Прости. Это очень навязчиво с моей стороны, это не мое дело.
– Я сам поднял эту тему, – Кори натянуто улыбнулся. – Итак, отвечаю на твой вопрос. Нет, Джорджия так не считала. Она не в восторге от моего рода деятельности.
– А что не так со… строительством, верно? Подмастерьем.
– Да, строительство. Лично я считаю, что в этом нет ничего плохого. Это то дело, которое мне нравится. То, что у меня хорошо получается. Но Джорджия всегда говорила, что я слишком умен для этого. Как будто в этом нет ничего большего, кроме как весь день забивать гвозди размером два на четыре. Она хотела, чтобы я поступил в колледж, получил «настоящую» работу, но я думаю, что это чушь собачья. Строительство – это мой семейный бизнес, и было время, когда дела у нас шли хорошо. Но Джорджия все равно была недовольна.
На его лице отразилась боль, но вряд ли это было из-за раны на голове.
– В любом случае это из-за денег, – продолжил он. – Для Джорджии все сводится к деньгам. То есть я не зарабатываю достаточно, чтобы она чувствовала себя нормально, будучи связанной со мной семейными узами.
Мою ногу слегка свело судорогой, и я прислонилась к стене. Кори заметил это и, наверное, подумал, что мне неловко.
– Извини, – сказал он. – Кажется, разговор приобрел слишком личный характер.
