По виду дриад нельзя было сказать, что они жаждут разорвать меня на части, но дети императорского двора поднесли факелы ближе к растениям, и в дриадах словно что-то сломалось, наполнив их отчаянием, ужасом и гневом.
Возможно, они бы с радостью бросились на Нерона, но так как не могли, то подчинились его приказу и бросились на меня.
Глава 29
Если решил сжечь деревья
В сезон аллергии —
Будь готов к насморку
Будь это их искренний порыв, я бы погиб.
Мне доводилось видеть нападение толпы свирепых дриад. Такое ни один смертный пережить не в силах. Эти же древесные духи лишь играли отведенную им роль. Они, шатаясь и рыча, двинулись ко мне, но то и дело оглядывались, чтобы убедиться, что полубоги с факелами не подожгли источники их жизненной силы.
Я увернулся от двух бросившихся на меня пальм.
– Я не буду с вами сражаться! – крикнул я. Крепкая фикусовая дриада наскочила сзади, и мне пришлось сбросить ее. – Мы не враги!
Дриада лировидного фикуса держалась в хвосте: может быть, ждала своей очереди напасть, а может, просто надеялась, что ее не заметят. Но ее полубог заметил. Он опустил факел – и лировидный фикус вспыхнул, словно был облит маслом. Дриада с воплями загорелась и рассыпалась кучкой пепла.
– Хватит! – сказала Мэг, но так тихо, что ее голос был едва слышен.
Остальные дриады кинулись на меня уже всерьез. Их ногти вытянулись и превратились в когти. Дриада лимонного дерева покрылась шипами по всему телу и заключила меня в колючие объятия.
– Хватит! – повторила Мэг, на этот раз громче.
– О, дай им попробовать, моя дорогая, – сказал Нерон, когда духи деревьев навалились мне на спину. – Они заслуживают отмщения.
Фикусовая дриада применила на мне удушающий захват. Под весом шестерых у меня подогнулись колени. Шипы и когти впивались в каждый сантиметр открытой кожи. Я захрипел:
– Мэг! – Мои глаза, перед которыми все плыло, едва не вылезли из орбит.
– ХВАТИТ! – приказала Мэг.
Дриады остановились. Облегченно всхлипнув, фикусовая дриада отпустила мою шею. Остальные попятились, оставив меня стоять на четвереньках – избитого, истекающего кровью и хватающего ртом воздух.
Мэг подбежала ко мне. Она опустилась на колени и положила руку мне на плечо, отчаянно всматриваясь в мои царапины, порезы и разбитый забинтованный нос. Я был бы вне себя от радости от такого ее внимания, если бы мы не были посреди тронного зала Нерона – или если бы я был способен… ну, хотя бы вздохнуть.
Первый вопрос, который она прошептала мне на ухо, был неожиданным:
– Лу жива?
Я кивнул, смаргивая слезы, навернувшиеся на глаза от боли.
– В нашу последнюю встречу, – прошептал я в ответ, – она еще сражалась.
Мэг наморщила лоб. На мгновение мне показалось, что это прежняя Мэг, но теперь в ней было трудно ее узнать. Мне приходилось сосредоточиваться на ее глазах в изумительно жутких очках-кошечках, не обращая внимания на новую растрепанную стрижку, парфюм с ароматом сирени, пурпурное платье, золотые сандалии… О БОГИ! – кто-то сделал ей педикюр.
Я постарался не выдать своего ужаса.
– Мэг, – сказал я. – Ты должна слушать только одного человека – себя саму. Доверься себе. – Я говорил искренне: несмотря на все сомнения и страхи, несмотря на то что я месяцы напролет ныл, как мне надоело быть в услужении у Мэг. Она выбрала меня – но и я тоже выбрал ее. Я действительно ей доверял, не вопреки прошлому, связывающему ее с Нероном, но из-за него. Я видел, как она борется. И восхищался прогрессом, который стоил ей больших усилий. Я должен был верить в нее – ради себя самого. Она была для меня – да помогут мне боги! – примером для подражания.
Я вытащил из кармана ее золотые кольца. Она отпрянула, но я прижал их к ее ладоням:
– Ты сильнее его.
Если бы я мог сделать так, чтобы она не сводила с меня взгляда, то, возможно, нам удалось бы выжить, замкнувшись в крохотном пузыре нашей старой дружбы, даже в этой ядовитой среде, взращенной Нероном.
Но Нерон не мог этого позволить.
– О, моя дорогая, – вздохнул он. – Я ценю доброту твоего сердца. Правда! Но мы не можем мешать правосудию.
Мэг встала и повернулась к нему:
– Это не правосудие.
Его улыбка потускнела. Он посмотрел на меня с насмешкой и жалостью, словно говоря «Полюбуйся, что ты натворил».
– Возможно, ты и права, Мэг, – согласился он. – У этих дриад нет ни мужества, ни силы духа исполнить то, что должно.
Мэг напряглась, по-видимому поняв, к чему клонит Нерон:
– Нет.
– Нам придется действовать по-другому. – Он подал знак полубогам, и они опустили факелы к растениям.
– НЕТ! – закричала Мэг.
Комната окрасилась в зеленый цвет. Буря аллергенов вырвалась из тела Мэг, словно она разом выпустила сезонное количество дубовой пыльцы. Изумрудная пыль покрыла все в тронном зале: Нерона, его диван, его стражников, его ковры, его окна, его детей. Факелы полубогов зашипели и потухли.
Деревья начали расти, корни пробивали горшки и впивались в пол, новые листья распускались на месте опаленных, ветки становились толще и длиннее, грозя опутать своих тюремщиков. Увидев, что происходит, дети Нерона отбежали подальше от внезапно разъярившихся домашних растений.
Мэг повернулась к дриадам. Они дрожали, сбившись в кучу, на руках у них дымились ожоги.
– Залечите свои раны, – велела она им. – Я не дам вас в обиду.
Хором всхлипнув, благодарные дриады исчезли.
Нерон спокойно стряхнул пыльцу с лица и одежды. Его германцы оставались невозмутимыми, словно подобное случалось с ними постоянно. Один из киноцефалов чихнул. Его волкоголовый товарищ протянул ему бумажный платок.
– Моя дорогая Мэг, – ровным голосом заговорил Нерон, – мы уже обсуждали это. Ты должна сдерживаться.
Мэг сжала кулаки.
– Ты не имел права. Они не заслужили…
– Послушай, Мэг, – продолжал он уже суровей, давая ей понять, что терпение у него заканчивается. – Аполлону может быть дарована жизнь, если уж ты так этого хочешь. Нам не обязательно отдавать его Пифону. Но если мы возьмем на себя такой риск, мне нужно, чтобы ты с твоими чудесными силами была на моей стороне. Стань снова моей дочерью. Позволь мне спасти его для тебя.
Она ничего не ответила. Ее поза излучала упрямство. Я представил, как она сама пускает корни, приковывая себя к месту.
Нерон вздохнул:
– Все становится гораздо сложнее, когда ты будишь Зверя. Ты ведь не хочешь снова сделать неправильный выбор? И потерять кого-то, как ты потеряла своего отца? – Он обвел рукой дюжину припорошенных пыльцой германцев, пару киноцефалов, семерых приемных детей-полубогов – и все они смотрели на нас так, будто они, в отличие от дриад, были бы счастливы разорвать нас на кусочки.
