Я не мог сердиться на людей, поскольку самый ценный из них, самый лучший и самый любимый человек причинил мне самое большое зло; разве можно было ждать чего-то иного от других? Я не мог любить людей и вновь сблизиться с ними, потому что обманулся в человеке, которому верил больше всего, которому больше всего доверял. Мог ли я довериться другим?
Так шли годы; день, которого я ожидал, рано или поздно бы наступил, и все бы закончилось. Я ничего большего не хотел. Жизнь сыграла со мной злую шутку. Пусть так: я не винил ни себя, ни окружающих, принимал все, как есть, молча смирился. В том, чтобы все это длилось, не было никакой необходимости. Мне было скучно, просто скучно. Больше я ни на что не жаловался.
Но однажды… То есть вчера. Вчера, в субботу, я пришел перед обедом домой. Жена сказала, что нужно кое-что купить: «Завтра магазины закрыты, будь добр, сходи на рынок». Я нехотя оделся. Прошелся до рынка. Было довольно жарко. На улицах попадалось много праздных гуляк и тех, кто искал вечерней прохлады в пыльном воздухе. Я закончил покупки и, зажимая под мышкой пакеты, пошел к главной площади с памятником. Мне хотелось вернуться домой не по кривым и извилистым улочкам, как обычно, а по асфальтированной дороге, пусть и сделав крюк. Большие часы над одной из лавочек показывали шесть. Внезапно кто-то поймал меня за руку. Женский голос закричал мне в ухо:
– Герр Раиф!
Я ужасно удивился, что ко мне обратились по-немецки. От страха я чуть не вырвался и не убежал. Женщина держала меня крепко.
– Нет, я не ошиблась! Вы – герр Раиф! Господи, как люди меняются! – кричала она. Прохожие оборачивались на нас.
Я медленно поднял голову. По объемной фигуре, еще не видя лица, я узнал ее. Ее голос не изменился.
– Ах, фрау ван Тидеманн, кому могло прийти в голову увидеть вас в Анкаре?
– Нет, уже не фрау ван Тидеманн! Только фрау Дёппке! Ради мужа я пожертвовала приставкой «ван» и дворянским титулом, но не очень-то жалею!
– Поздравляю… Значит…
– Да-да! Как вы и предполагали! Вскоре после того, как вы уехали, мы тоже покинули пансион! Вместе, конечно. Уехали в Прагу.
Едва она упомянула Прагу, у меня екнуло сердце. На этот раз я не мог сдержаться и не думать о том, что с некоторых пор старался забыть. Но зачем было спрашивать? Она не знала о моих отношениях с Марией. Что бы она подумала о моем вопросе? Разве она не спросила бы, откуда я знаю Марию? А что бы она сказала потом… Не лучше было бы не знать ничего? Прошло так много времени – ровно десять лет, даже чуть больше – зачем было спрашивать об этом?
Я заметил, что мы стоим посреди улицы, и предложил:
– Пойдемте где-нибудь посидим, расскажем друг другу новости! Я все-таки удивлен, что вижу вас в Анкаре!
– Да, хорошо было бы где-нибудь посидеть, но у нас скоро поезд, осталось меньше часа. Как бы нам не опоздать! Если бы я знала, что вы в Анкаре, непременно бы позвонила. Мы приехали вчера вечером. А сегодня вечером уезжаем.
Я не сразу заметил рядом с ней бледную молчаливую девочку лет восьми-девяти. Я улыбнулся и спросил:
– Это ваша дочь?
– Нет, – ответила она. – Моя родственница. Сын заканчивает юридический факультет!
– Вы все так же советуете ему книги?
Сначала она не поняла, потом вспомнила:
– Да! Но теперь он не слушает моих советов. Тогда он был намного младше. Ему было около двенадцати. Господи, как быстро летят годы!
– Да… А вы совсем не изменились!
– Вы тоже!
Я подумал, что минуту назад она была более искренней, но ничего не сказал.
Мы шли вниз по улице. Я никак не знал, с чего же мне начать разговор о Марии Пудер и все время задавал ненужные, в действительности не интересовавшие меня вопросы.
– Вы еще не сказали, зачем приехали в Анкару!
– Ах да! Самое главное – рассказать об этом! Мы не приехали в Анкару, мы в Анкаре проездом.
Она согласилась посидеть недолго в кафе и выпить лимонада и там продолжила рассказ:
– Муж сейчас в Багдаде. Вы же знаете, он торгует в колониях!
– Но ведь Багдад, кажется, не немецкая колония!
– Я знаю, дорогой мой. Но муж сейчас специализируется на продуктах из жарких стран. В Багдаде он закупает финики!
– В Камеруне он тоже закупал финики?
Женщина посмотрела на меня с недоумением и, наверное подумала: «Ты, как всегда, невпопад!»
– Не знаю, напишите ему письмо и спросите! – ответила она. – Он не позволяет женщинам вмешиваться в дела!
– А сейчас куда вы едете?
– В Берлин. Навестить родину. И еще… – она указала на бледную девочку, сидевшую рядом. – Ради этой девочки. Она провела зиму с нами, она немного слабенькая. А сейчас везу ее обратно.
– Значит, вы часто ездите в Берлин!
– Два раза в год!
– Наверное, у герра Дёппке дела идут хорошо!
Она кокетливо рассмеялась.
Я все еще не решался спросить. Теперь я и сам заметил, что колебался не потому, что не знал, как спросить, а потому, что боялся того, что узнаю. Но разве было уже не все равно? Во мне не осталось живых чувств. Чего же я боялся? Ведь и Мария могла найти себе герра Дёппке. А может, она до сих пор была не замужем и, бегая от мужчины к мужчине, искала «человека, которому можно верить». Она, наверное, уже забыла мое лицо.
Когда я думал об этом, я заметил, что тоже не могу вспомнить ее лица, и впервые за десять лет вспомнил, что у меня не было ее фотографии, а у нее – моей… И удивился. Как так вышло, что, расставаясь, мы не подумали об этом? Допустим, мы предполагали быстро встретиться и верили в силы нашей памяти, но как же я мог заметить это только сейчас? Разве раньше я не испытывал потребности видеть ее лицо?
Я вспомнил, что первые месяцы хранил черты ее лица в памяти и она оживала в моих мечтах каждый миг без труда. Затем… Поняв, что все кончено, я с особой тщательностью старался избегать видеть ее лицо и представлять его себе. Я знал, что не смогу этого вынести. Ее лицо, лицо Мадонны в меховом манто даже в воображении так действовало на меня, что совершенно лишало спокойствия.
Но сейчас мне захотелось еще раз вспомнить прошлое, и, уверившись, что я не буду волноваться, я искал в памяти ее лицо, но не мог найти… И у меня не осталось даже ее фотографии…
Зачем?
Фрау Дёппке посмотрела на часы и встала. Мы вместе пошли к вокзалу.
Женщине очень нравилась Анкара и Турция.
– Я еще не видела страны, в которой оказывали бы такой почет иностранцам! – говорила она. – Даже в Швейцарии не так, хотя своим благосостоянием она обязана путешественникам. Люди там смотрят на каждого иностранца так, будто он вторгся к ним в дом. А в Турции все словно ждут удобного момента, чтобы помочь иностранцу! И мне очень нравится Анкара!
